Агония Хана

Смотрел на ее страдания и сам подыхал от боли, сжимал руки в кулаки и не представлял себе, как сможет потом вынести ее тело…как сможет дать ей умереть.

Много раз думал о том, как сделает это, представлял себе, как уничтожает это исчадие ада, и потом так же представлял, как она открывает глаза, как тянет к нему руки. И там, в этой комнате он смотрел в ее наполненные слезами голубые глаза и тонул в них, погружался целиком в эту бездну и не мог сопротивляться.

Эти струящиеся хрустальные капли, эти дрожащие розовые губы, эти мокрые белые щеки. Как она молит, как изгибает свою тонкую шею, как тянется к нему …совсем как та…другая. И на мгновения он исчезает, растворяется в ней, снедаемый адским голодом, иссохший в едкой тоске по ее телу, губам, глазам, голосу. Он хотел ее. Примитивно, жадно, на каком-то невообразимо первобытном уровне. Зверски хотел, по-животному сильно, невозможно. И никакая сила воли и голос разума не могли заглушить эту бешеную тягу. Мог послать к ней кого-то из своих людей. Но не выдержал и пришел сам. Он должен был посмотреть на нее вблизи, должен был вдохнуть этот самый запах, должен был еще раз сказать себе, что это другая женщина, а вместо этого просто смотрел и сходил с ума.

Какая-то часть него хотела забыться, хотела послать все к черту и забыться в ней, сломаться и покорно стать на колени перед суррогатом и быть хотя бы с ней, хотя бы так утолить свою тоску. Проклятая дрянь, ей удавалось задурманить ему мозг, она зажигала в нем адское пламя, она дразнила его, она провоцировала и манила. Сдавит руками до хруста костей, сдавить так, чтобы выпустить уже бездыханную…и тогда и от него ничего не останется. Ведь именно этот суррогат заставил его снова очнуться и вдохнуть смрад этого конченного и провонявшегося смертью мира.

Смотрел на ее тело под тоненькой тканью и скрежетал зубами от похоти, еле сдерживался, чтобы не накинуться на нее, чтобы не швырнуть на пол, перевернув на живот, и не водраться в ее сочное тело со всей мощи. Иметь ее быстро, голодно, зверски, так, чтобы на белой коже остались следы от его пальцев и от его зубов. Быть с ней по-животному грубым, насытиться, напитаться ее плотью, как одичавший зверь.

И тонкими лезвиями по венам, когда вспомнил, что она была с Дьяволом…Цэцэг все ему рассказала, дранная сука, перед тем, как он оторвал ей язык, она красочно описала какими страстными любовниками были Тархан и его псевдо-жена. Как они сговорились отомстить ему…Такая же бл*дь, как и его первая, такая же потаскуха и тварь. Как они трахались? Он брал ее сзади? Она становилась на колени и принимала его в свой рот…рот, так похожий на рот его Ангаахай. Оооо…твою ж мать, он сойдет с ума даже от этого. Он ревнует до смерти даже ее копию, ревнует даже ее тень и образ. И эти картинки сводили с ума, превращали его в зверя, который мечется по дому, сжимает кулаки до хруста в костях и сбивает костяшки о каменные стены.

И мысли об Эрдэнэ…о том, что его маленькая девочка исчезла, о том, где она, кто помог скрыться, кто посмел? Если она, и правда, бежала. В чем он сильно сомневался. Допросил каждую собаку в этом доме, просмотрел все камеры. И ничего. Ноль. Пустота.

Когда вышел из комнаты Алтан, приказав переселить ее в другие покои, вызвал к себе Дангара, одного из приближенных людей, верно служившего долгие годы его деду.

– Я хочу, чтобы каждого в этом доме подвергли пыткам. Хочу развязать языки, если не по-хорошему, то по-плохому. Всех, кто были в доме, когда исчезла Эрдэнэ, должны пройти через твои руки. Самый лучший детектор лжи – это боль. Никто не может долго врать, когда под его ногти загоняют иглы. Уже завтра мы будем знать, кто и куда увез мою девочку.

– Узнаю своего внука. Наконец-то из ноющего мямли он вдруг стал прибегать к методам Дугур-Намаевых.

Дед въехал на коляске в кабинет, и Дангар, опустившись на колени, поцеловал его руку.

– Это радикальные меры, дед. Я не хотел к ним прибегать.

– Моей правнучки нет уже несколько дней. Ты давно должен был прибегнуть к самым жестоким мерам.

– Настал тот день…

– Где та женщина?

Кивнул в сторону комнат и сложил руки на животе, сверкая перстнями.

– Сегодня переедет в дом для прислуги.

Усмехнулся и почесал бороду указательным пальцем.

– Разве ты не собирался избавиться от нее?

– Собирался, но еще не время.

– Переведу – собирался, но я еще не в полной мере наигрался и натрахался, так, внук?

– А пусть бы и так, тебе какое дело? Никто ж не заставляет тебя больше называть ее своей невесткой.

– Ты прав, никакого. Мне плевать, куда ты суешь свой член, пока эта дырка не сидит со мной за одним столом.

Развернулся, чтобы уехать, но Хан преградил ему дорогу.

– Заставь Дьявола говорить…не то я устрою бойню, дед. Устрою то, чего ты так бы не хотел.

– Я уверен, что Дьявол не имеет никакого отношения к исчезновению Эрдэнэ.

– А я в этом не уверен, и если ты не встретишься с ним – встречусь я. Только, скорее всего, после этой встречи ты лишишься одного внука, а то и двоих.

– Я никогда не признавал их внуками!