Агония Российской империи

Мой план кампании предусматривал три часа ежедневных занятий с моими репетиторами, остальная работа шла по моему усмотрению. Однако тут бывали отвлекающие моменты. В Лондон приехал развлечься мой дядя, наживший десятилетним упорным трудом состояние. Он влюбился в восхитительную уроженку Южной Америки, выезжавшую в свет с пожилым спутником. Он подыскивал подходящего человека, чтобы отвлекать внимание этой спутницы, и самым подходящим оказался я. Он заставил меня бросить мою скромную квартиру на Бэйсуотер и перетащил к себе в отель. Каждый вечер мы обедали вчетвером, шли в театр, а затем ужинали в ресторане. Это вряд ли было хорошей подготовкой для плохо подготовленного кандидата, но мой дядя со своим крайним эгоизмом, характерным для большинства удачных дельцов, не подозревал о том, какой вред причиняет он мне. Наоборот, он каждое утро гонял меня к моим репетиторам и повторял, что, если я провалюсь, он лишит наследства. Я смеялся и продолжал пить его шампанское. Впоследствии он дважды женился, и шансы мои на наследство потерпели крушение — отчасти из-за моего легкомыслия, но главным образом благодаря появлению на свет четырех цветущих кузенов, которые по своим годам могли бы быть моими детьми. В промежуточные годы он тысячекратно вознаградил меня за мое усердие, и если бы не мое беспечное мотовство, общая сумма его щедрот давала бы мне пятьсот фунтов стерлингов дохода в год.

Пока я в таком духе подготавливался, наступила первая роковая неделя августа, когда экзаменующие чиновники, отличающиеся странным образом недостатком сообразительности, раскрывают двери Берлингтон-хауса перед молодыми людьми, надеждой нации. Я даю подробное объяснение всей процедуры для пользы тех педагогов, которые признают никчемность всяких экзаменов. На примере со мной они найдут подтверждение своим теориям.

Когда в понедельник утром я занял свое место в хвосте вспотевших кандидатов, мои шансы на успех были настолько слабы, что я лично не беспокоился. Невыгодная сторона моей неподготовленности бросалась в глаза. Но зато, с другой стороны, у меня было два преимущества. Я больше знал свет, был более светским человеком, чем мои конкуренты, и не располагая, как я думал, никакими шансами, я не нервничал. Может быть, у меня был еще шанс — огромная доля удачи. Лето в том году было страшно жаркое, какого в Англии не было давно, а я любил жару. В том же году в первый раз были включены в число экзаменационных предметов немецкое и французское сочинения — нововведение, ускользнувшее от бдительности репетиторов и заставившее кандидатов полагаться только на свои слабые ресурсы. В числе тем для французского сочинения — часть киплинговского рассказа «Восток есть Восток, а Запад остается Западом». Я ухватился за нее, собрав весь свой малайский опыт и излагая целые страницы из Лоти, которого знал наизусть. Я рад был такому экзамену, чувствуя себя совсем легко перед новой авантюрой. Затруднение у меня вызвал лист с вопросами по политической экономии. Их было десять, из коих достаточно было ответить на шесть. К несчастью, мои познания ограничивались только четырьмя. Я исписал целые страницы по поводу одного из вопросов, который знал менее других, нацарапал короткие, необязывающие ответы на три остальных и затем добавил вежливое замечание о том, что два часа — слишком короткое время для выполнения задания подобного содержания.

В четверг вечером, закончив свои письменные испытания, я простился со своими репетиторами, которые занимались со мной все ночи во время экзаменов. Расставаясь, мой ментор-немец протянул мне запечатанный конверт.

— Вскройте его в день объявления результатов испытаний, — сказал он. — В конверт вложено мое предсказание относительно счастливых кандидатов. Я редко ошибаюсь.

Едва он ушел, я вскрыл конверт. Он поместил меня на четвертом месте. Чтобы отпраздновать шутку, которую поистине можно было назвать «колоссаль», я отправился пообедать в Карлтон-клуб, а затем в театр.