Агония Российской империи

— Нам не хватает работников, — сказал он. — Вы ничего не выиграете, перейдя в коммерческий департамент или уехав скорей за границу. Я устрою, чтобы вы остались на некоторое время здесь помочь нам. Когда придет время ехать вам за границу, я позабочусь, чтобы вы от этого ничего не потеряли при выборе вашего будущего поста.

Разумеется, я согласился. Я тогда еще принадлежал к епископальной церкви, хотя уже питал сильные симпатии к католицизму. Однако этого было достаточно. Отзывчивый, добросердечный Дон Грегори любил католиков и, что еще важнее, он, видимо, любил меня, и я ему обязан до конца своей жизни. В качестве заведующего департаментом он не имел себе равных, и от него я научился многому, что пошло мне на пользу в будущем. Он посвятил меня в официальную жизнь за границей. Он мне много говорил о Румынии, где занимал пост, и о Польше, судьбами которой сильно интересовался. Он усиленно развивал во мне интерес к России, которую я тогда считал самым беспокойным местом в Европе. И вот однажды вечером перед Рождеством он позвал меня в свой кабинет и показал мне депешу. В ней наш посол в Санкт-Петербурге сообщал, что русское правительство изъявило согласие на мое назначение в качестве вице-консула в Москву.

— Через две недели вы отправитесь, — сказал он с улыбкой.

Москва. Перед глазами моими промелькнула Россия в описании Сэтона Мерримена — единственное, что я о ней знал. Приключения, опасности, романы представлялись в моем уме. Но одна мысль доминировала: Москва находилась в Европе. Я только на три дня пути был отдален от родины. Шесть недель назад, если бы не мои неудачные восточные рассказы, тысячи шансов против одного, что меня подобно другим новым вице-консулам услали бы в Панаму, или в лучшем случае в Чикаго, или Питтсбурге. Я рассыпался в благодарностях и в тот же вечер поехал сообщить добрые новости своим родителям и готовиться к отъезду.

Тут случилось еще одно приключение перед отъездом. Мои родители по случаю моего отъезда устроили вечер, на который собрались все мои, вернее их, друзья из округи. Одна семья, явившаяся в полном составе, привезла с собой молодую красивую девушку-австралийку, которой я прежде никогда не видал. Я сразу был побежден. В моем распоряжении были только две недели для сватовства. Через десять дней мы были помолвлены. В самом начале нового года я уехал в Россию, а она вернулась в Австралию. Мы повенчались в следующем году, во время моего первого отпуска.

Книга II МОСКВА 1912—1917

Глава первая

Мое прибытие в Москву совпало с приездом британской парламентской делегации, которая по приглашению русского правительства прибыла в Санкт-Петербург и Москву в январе того же 1912 года. Это была импозантная группа со спикером Палаты общин во главе. Лорд Эмтхилл, лорд Дерби и лорд Уэрдел были представителями от пэров, генерал сэр Джемс Уолф Мэррей от армии, лорд Чарльз Бересфорд от флота и четыре епископа представляли церковь. Были тут и другие лица, а весь состав делегации доходил до восьмидесяти человек. В качестве переводчика прикомандирован был к ней неподражаемый и незаменимый Морис Бэринг. Пока делегация добралась до Москвы, многие из ее членов сдали в пути и вернулись домой. Петербургское гостеприимство оказалось не под силу им. Теперь оставшихся членов парламента ждали еще большие испытания в лице радушных москвичей, испытания, которые в полной мере должен был разделить и я.

По приезде на Брестский вокзал меня встретил Монтгомери Гров, мой новый шеф. Он был в полной парадной форме и собирался ехать в балет на гала-представление в честь британских гостей. Объяснив носильщику, что делать с моим багажом, он впихнул меня в сани, повез в отель «Метрополь», сунул мне в руку пачку пригласительных карточек и, сдав меня отельному швейцару, умчался выполнять свои обязанности.

Немного ошеломленный, но полный любопытства, я приступил к осмотру окружающей обстановки. Отель был набит до отказа, и отведенный мне номер находился в верхнем этаже. Большинство моих соседей были женщины, раскрашенные и пышно разодетые, которые, убедившись после исчерпывающих телефонных расспросов, в моей невинности и в скромном состоянии моего кошелька, потеряли всякий интерес к новому пришельцу. Во всяком случае, если бы они и заинтересовались, вице-консулы были не в состоянии соперничать с русскими купцами того времени.

Первое, что запечатлелось у меня, когда я прогуливался по залу ресторана, это запах мехов, толстые женщины и крупные упитанные мужчины; зрелище привлекательного раболепства у подчиненных и добродушного чванства со стороны посетителей; большое богатство и грубое невежество, притом невежество достаточно экзотического свойства, чтобы внушить отвращение. Я вступил в царство, где единственным богом были деньги. Однако бог рублей оказался более расточительным, в большей степени мотом и менее суровым, чем бог долларов.