Было еще темно, когда прибыли двое ездовых с телегами. У нас было достаточно времени, и можно было спокойно собраться. Все, что мы не должны были нести на себе, грузилось на повозки. Два отделения из трех получили одну телегу, третье отделение и моя группа управления – другую. Мое особое оружие – связки гранат, русское противотанковое ружье и русский автомат – теперь будут под рукой.
Двое «хиви», Петр и Павел, были приданы каждый своей телеге. Они были счастливы остаться с нами. Что их особенно впечатлило – это такой же, как у нас, паек.
Петр сказал Павеллеку, что в Красной Армии пайки пяти разных уровней.
Я не мог этому поверить. Коммунисты, как считалось, были «армией рабочих и крестьян»!
Теперь мы были готовы к маршу, двигаясь к указанной точке рандеву в расчлененном боевом порядке, чтобы снизить риск воздушного налета. Несмотря на наш скромный боевой состав, наша группа растянулась метров на сто. Я со связными и Павеллеком был в авангарде, а унтер-офицер Роттер был в хвосте колонны. У бывшей женской тюрьмы ГПУ нас ждал Йохен, готовый нас инструктировать.
– Доброе утро, Берт!
– Доброе утро, Йохен!
– Можете продолжать марш. 5-я рота только что прошла. Лейтенант Вайнгертнер раздобыл проводника, который знает точный путь.
– Кто за нами?
– Дальше идет 6-я рота с лейтенантом Фуксом, и затем обер-фельдфебель Якобс с 8-й ротой. Мы пойдем с 8-й ротой. Когда все двинутся, командир поедет со мной в голову колонны.
– Ну, тогда увидимся.
– Да, будь осторожен.
Я поспешил обратно к роте. Какой-то момент мы шли вдоль железной дороги в северном направлении в сторону центра города. Звук боя становился громче. Темные грибы дыма вставали здесь гуще всего. Проложенный мимо железнодорожной насыпи слева от нас и развалин домов справа, наш маршрут можно было назвать движением напрямик. Идеальная мишень для налета. К счастью, в нашем секторе мы до ночи не видели самолетов противника. Мы поддерживали визуальный контакт с хвостом 5-й роты, идущей впереди, и таким образом избегали необходимости думать о том, куда идти.
Мимо проехали на мотоцикле с коляской майор Вайгерт с лейтенантом Шюллером. Навстречу нам двигались какие-то машины снабжения; они были не из 94-й дивизии. В тыл тоже шло на низкой передаче несколько грузовиков.
А это что? Перед нами колонна разбежалась направо и налево. Пулеметный и пушечный огонь ударил по нашему пути. Я заорал как можно громче: «Вражеские самолеты с фронта! В укрытие!»
Но мои товарищи уже увидели самолет и уже разбежались по укрытиям – как можно дальше, – пока я кричал свой приказ. Вся история заняла не больше нескольких секунд. Это было, как пережить кошмар. Мы вышли из него с двумя товарищами, пораженными шрапнелью из бортового оружия. К счастью, они были легко ранены и им хватило перевязки. Солдаты остались с частью. После короткого привала мы пошли дальше. А каково было другим частям?
Направление нашего марша изменилось: мы повернули с северного направления на северо-западное. Железнодорожная насыпь осталась далеко позади; обзор увеличился. Лишь иногда мы проходили мимо каменных домов. Западная окраина города почти полностью состояла из домов из дерева и глины. Отдельные дома еще стояли, но большую часть можно было опознать лишь по печным трубам, все остальное было сровнено с землей.
В полдень мы перешли большой глубокий ров с отвесными стенами, который остался от старых времен. Ров был помечен на наших картах как «Татарский вал». Не знаю, к какому времени он относился, но, если бы у меня была возможность, хотел бы узнать о нем побольше.
Теперь мы перешли еще одну железную дорогу, идущую примерно с востока на запад. Она шла через центр города. Перед нами теперь лежало еще одно кладбище печных труб с несколькими частично разрушенными хижинами. Это, наверное, поселок Красный Октябрь. Теперь мы двигались почти строго на север. От Волги эхом доносился шум боя – справа и сзади-справа. Даже с учетом неожиданного налета русского штурмовика нам везло.
Когда местность начала опускаться в сторону города и Волги, мы смогли на ходу увидеть «ковровую» бомбардировку, которую проводили Люфтваффе. Ее основными целями были заводы «Красный Октябрь» и «Баррикады».
Несмотря на жестокость вражеского сопротивления, я был убежден, что наша 6-я армия возьмет город. Нам нужно было взять его, пока погода не изменилась.
На мотоцикле с коляской подъехал батальонный адъютант, лейтенант Шюллер.
– Привет, Йохен, что нового?
– Привет, Берт, я привез подробный приказ о занятии ваших новых позиций. Мы дошли до западного края комплекса «Баррикады». Подойдем через четверть часа. Связной из 3-й роты 544-го пехотного полка ждет, чтобы ввести вас в курс дела. Передача позиций будет после заката.
Развернувшись в тыл, Шюллер поехал к следующей роте.
Учитывая привалы и непредвиденные задержки, мы шли уже восемь часов. В руинах поселка несколько человек из 7-й роты моментально «стали невидимы» – другими словами, нашли укрытие. Мой командир батальона был рядом. Я доложил ему.
– Ну, Холль, с вами все в порядке?
– Так точно, герр майор. Не считая воздушного налета утром, нечего докладывать.
– Нам тоже повезло, Холль. Вскоре после того, как мы миновали вашу роту, мы услышали, как позади самолет штурмует колонну. Мы доехали невредимыми.
– Все могло быть иначе, герр майор. Нашему батальону сильно везет.
Майор Вайгерт подал знак связному, который укрылся где-то сбоку.
– Этот ефрейтор отведет вас и ваших людей к своей роте, но сначала нужно дождаться темноты. Противник не должен заметить, что перед ним что-то меняется. Вся операция по замене 544-го полка нашим полком должна пройти за эту ночь. Вы получите дальнейшие указания о движении к передовой, положении с противником и секторе ответственности от командира 3-й роты 544-го пехотного полка. Остальные указания будут позже. Оставайтесь на позициях до дальнейших распоряжений.
Я отдал честь и вернулся к роте. Проводник пошел за мной. Отделения, как и моя группа управления, тем временем разгрузили с телег боеприпасы, пулеметы, легкие минометы и все, что нужно для боевых действий. Теперь у нас было все, что нужно. После наступления темноты мы построились в колонну и вышли. Солдат предупредили, что им запрещается шуметь, а говорить можно только в крайнем случае.