Агония

– Степа, на выход, нас тут не поняли, – Сынок шагнул к двери. – Документов нет, обобрали нас людишки добрые. Ты, мил человек, скажи, сколько с нас причитается? Мы расплатимся и уберемся, чтобы не подводить гостеприимное заведение. Тебе сколько?

– Остынь, Сынок, не прикидывайся дурнее глупого. Придет срок, предъявят тебе счетец, не торопись. – Швейцар одернул тужурку, повернулся к Хану. – Пойдем, парень, разговор есть.

Хан кивнул, двинулся молча к выходу, но его перехватила Даша.

– Степан! – она указала на Леху-маленького, который ждал покорно своей участи.

Хан походя отомкнул наручники, бросил их Сынку и молча вышел вслед за швейцаром. Потрусил за ними и Леха-маленький.

– Кто такой? – спросил Сынок.

– «Кто такой», – передразнила Даша. – Хозяин заведения. Корней.

– Плюнуть не на что, – и для наглядности Сынок длинно сплюнул в угол. – Корней! Скажи еще – Наполеон… либо… – он повернулся к Даше резко. – Корней вот! – Сынок растопырил руки, поднял над головой.

– Дурачок глупенький, – Даша похлопала его по щеке и вышла.

Константин Николаевич Воронцов побрился, вытер лицо одеколоном, надел чистую рубашку. Он сел на подоконник, выглянул на улицу: не так парит, как вчера, но в пиджаке сопреешь. Положил браунинг в карман брюк, шагнул, пистолет неловко бултыхнулся. В заднем кармане тоже нельзя, без пиджака видно больно. Воронцов подбросил пистолет на ладони, постоял в нерешительности. Может, оставить? На кой ляд он нужен? Затем с тяжелым вздохом надел пиджак, опустил во внутренний карман и пошел к Мелентьеву.

Субинспектор, как обычно, восседал за совершенно чистым столом, поглаживал пальцами его полированную поверхность, изображая бездельника, благодушествовал.

– Лодыри прикидываются тружениками, работяги бездельниками, человек из себя вечно чего-то изображает, – сказал Воронцов, закрывая за собой дверь.

– А вы идите, Костя, отдыхайте с чистой совестью. – Мелентьев снял со стола пылинку. – Топаете вы на свидание – и прекрасно, не прикидывайтесь, что идете по делу.

– А я и не прикидываюсь, – Костя сел у стола, – а совесть грызет, угадал. Я замечаю за собой, нечистая она у меня, – он глянул на часы, отставив далеко руку.

– Вы при девушке-то так руками не размахивайте, часами бахвалиться не следует.

– Я знаю, почему совесть моя шебуршится, – Костя покраснел, насупил ниточки бровей.

– Ясное дело, – перебил Мелентьев. – Стыдно вам старым сыщиком командовать. У вас нормальная совесть, Константин Николаевич. Забирайте ее и идите себе на свидание, рекомендую «Савой». Забыл, старый дурак, вы взяток не берете, на зарплату только до швейцара в «Савое» дойти можно.

– Нервничаешь, товарищ субинспектор? Может, мне не уходить? Что-то ты сегодня с самого утра не в себе?

Мелентьев вышел из-за стола, заложил руки за спину, хрустнул пальцами.

– Завидую вашей простоте, ясности мышления. Сам-то я, как известно, воспитания буржуазного. Вот и путаюсь, как мальчик в соплях. – Мелентьев взял Воронцова под руку, вывел из кабинета, закрыл за ним дверь.

Костя Воронцов угадал: субинспектор нервничал. Дело в том, что к утру он пришел к мысли довольно очевидной. Когда Сурмина и Батистова из бильярдной к Корнею через проходные дворы вели, то неопытных сотрудников наверняка заметили. Узнав, что за гостями тянулся хвост, Корней нехитрую комбинацию с побегом разгадает. Он начнет думать, кто из двоих из милиции, и, вполне возможно, за опознавателем пошлет. А кто лучше старого Савелия уголовный мир знает? Никто. Придя к такой мысли, субинспектор накинул на себя одежонку старенькую, несколько нужных вещичек всегда в шкафу держал, и быстро отправился в Марьину рощу к давно ему известному дому. Квартала Мелентьев не дошел, идут двое, один маленький, другой – лоб здоровенный, он еще успел в подъезд втиснуться, мимо Савелий прошмурыгал. Мелентьев к здоровому мужику пригляделся и Леху-маленького узнал.

Субинспектор за ними до гостиницы «Встреча» дошел без приключений. Леха только у дверей оглянулся, но старый сыщик в тот момент уже стоял в подворотне. Он вернулся в кабинет, распорядился навести справки о хозяевах гостиницы и к обеду о постоянных обитателях заведения знал уже многое.