Кузнец Дормидонт и деревенский парикмахер Игуан прикатили откуда-то большую железную бочку и установили ее в центре стадиона. Церковный сторож приволок флягу керосина. Он нашел в лесу неподалеку от стадиона сучковатую дубину, и обмотал ее старыми тряпками, соорудив таким образом факел. Затем вылил содержимое фляги в бочку.
– Дайте мне факел! – торжественно произнес староста деревни. – Я открою олимпиаду!
– Вот уж дудки! – неожиданно возразила мадам Бина. – Дайте факел мне!
– Но почему? – возмутился старик.
– Потому что в молодости я уже это делала, – был ответ. – Двадцать лет назад я открывала олимпиаду в Белой Гриве. Это традиция!
– Помню то открытие, – подал голос Дормидонт, едва сдерживая смех. – Полдеревни чуть не сгорело к чертовой бабушке!
– Это не моя вина, – стала оправдываться мадам Бина. – Погода тогда стояла ветреная.
Она выхватила факел из рук церковного сторожа, подскочила к кузнецу и сунула обмотанный тряпками конец ему под нос.
– Поджигай, Дормидонт! – приказала женщина.
Тот пожал плечами, достал из кармана фартука спички и подпалил факел. Мадам Бина торжественно зашагала к бочке с керосином. Староста сделал знак музыкантам и над стадионом раздался барабанный бой.
– Олимпиаду считать открытой! – провозгласила она, бросая горящий факел в бочку.
Пламя, сопровождаемое громким хлопком, вспыхнуло в одно мгновение, бочка подпрыгнула на месте и чуть было не перевернулась. Мадам Бина стояла слишком близко к огню, поднявшемуся высоким столбом, языки пламени успели зацепить ее кружевной чепец, который тут же загорелся прямо у нее на голове. Жена старосты издала дикий вопль и рванула по беговой дорожке в сторону ближайшего болота, беспорядочно размахивая руками. Наверное, еще никогда, ни один бегун, не мчался по этому стадиону с такой впечатляющей скоростью.
Сам староста, громко охая и причитая, спрыгнул с трибуны и побежал за своей непутевой супругой. Кризельда громко захохотала, вскоре к ней присоединилась вся деревня.
– Так и знала, что эта тощая селедка снова что-нибудь напортачит, – с досадой сказала Коптильда.
– Начинайте, – сказала Кризельда, раскуривая трубку. – Мы же не собираемся здесь до вечера торчать!
– Вас сюда вообще никто не звал, деревенские пустомели, – буркнула в ответ комендантша.
Коптильда выгнала всех детей на беговую дорожку, подняла револьвер к небу и пальнула так, что у половины присутствующих заложило уши. С неба рухнула подстреленная ворона, а воспитанники, сорвавшись с места, побежали по кругу.
– В лес! – кричала комендантша. – Всем бежать в лес! Сделайте круг вокруг болота и возвращайтесь обратно! Именно такое расстояние вам придется пробегать в армии каждый день, а не этот жалкий кружок по стадиону.
Воспитанники послушно свернули с беговой дорожки и углубились в лес. Местность вокруг Белой Гривы всегда была болотистой, а во время дождей болот становилось еще больше. В здешних лесах то и дело появлялись и исчезали целые озера. Все зависело от того, каким выдавалось лето.
В этом году оно стояло особенно жаркое, поэтому те озера, что были поменьше, просто высохли, оставив после себя темные углубления в земле.
Трое друзей бежали последними. Триш несся впереди, Аграфена за ним, а Пима едва переставлял ноги где-то позади.
– Пить! – застонал он. – Я так больше не могу!
Аграфена и Триш перепрыгнули ручей, впадающий в болото.
Пима свалился на живот и ползком направился к воде. Его друзьям пришлось остановиться, чтобы подождать, пока тот напьется.
– А эту воду вообще можно пить? – с опаской спросил Триш.
– Можно, – отмахнулась Аграфена. – Вот если бы она текла из болота, я бы еще подумала…
Пима, наконец, утолил жажду и кое-как поднялся на ноги.
– Много нам еще осталось? – поинтересовался он.
– В два раза больше, чем мы уже пробежали, – сказала девочка.
Пима страдальчески вздохнул.
Они продолжили свой бег, но через пару десятков метров вконец запыхавшийся толстячок опять захотел пить.
Чуть в стороне за пригорком журчала вода. Он повернул туда, пробрался сквозь густо растущие заросли и прыгнул с пригорка вниз.
До Аграфены донесся звук громкого шлепка. Триш ничего не услышал и продолжал бежать дальше. Девочка закрутила головой по сторонам.
– Подожди, – ухватила она Триша за край рубахи. – Куда делся этот увалень?
Ребята поднялись на пригорок и посмотрели вниз.
Перед ними расстилалось давно высохшее озеро. Всю землю вокруг покрывал толстый слой солончаков. Кое-где еще виднелись влажные прогалины, но в основном они увидели растрескавшуюся от сухости почву. Пима лежал лицом вниз как раз в одной из таких прогалин. Он медленно поднялся, весь в грязи и в белой соли, и жалобно застонал.
Аграфене и Тришу вновь подвернулся случай вдоволь посмеяться.
– Ну как, попил водички? – поинтересовалась девочка.
– Она соленая! – Пима начал отплевываться.
Друзья помогли раздосадованному мальчику подняться наверх.
– Я и не знала, что тут есть такое большое высохшее озеро, – призналась Аграфена.
– Я тоже не знал, – кивнул Пима. – Зато теперь в курсе, что не стоит тут болтаться по ночам.