Аграрная история Древнего мира

Средневековый город не представляет собой, как город в раннюю пору в древности, совершеннейшего военного организма: города, расположенные внутри страны (Binnenlandst"adte), в период рыцарского военного строя, в средневековую эпоху в собственном смысле, могут приобретать и отстаивать свою независимость и общественный порядок лишь для своих торговых интересов (Verkehrsinteressen), и то лишь в союзе друг с другом. Впервые эпоха кондотьеров и наемного войска дает даже в Италии преобладание их перед денежной силой там, где капитализм достаточно развит для того, чтобы дать для этого средства (даже борьба за независимость нидерландских городов на суше — не говоря о защите стен — велась всецело с помощью наемных войск, совершенно так же, как и территориальное расширение Флоренции). Город (внутри страны) при всем значении, какое должно было придаваться способности горожан нести военную повинность, все же с самого начала и, чем дальше, тем все больше и больше, носит «бюргерский» характер, сложившийся на почве мирного добывания средств к жизни на рынке. «Бюргер» в средние века с самого начала есть в гораздо более высокой мере «homooeconomicus» [«человек экономический»], чем гражданин античного полиса хотел или мог быть. Прежде всего, что представляет самый резкий контраст с античным полисом, завоевание земли для вывода клерухий обычно находится совершенно вне поля его зрения уже просто потому, что в средневековом городе нет тех, кому они были бы нужны — деклассированных, лишенных (beraubten) своего земельного владения, впавших в неоплатные долги или ищущих для своих потомков земли крестьян в качестве движущего элемента городской политики; а городской патрициат, совершенно как и в древности часто мог помещать свои деньги в имения.

И даже для проникновения крестьян в глубину первобытных лесов и на восток в средние века совсем не имела места завоевательная территориальная экспансия для оккупации земли, наподобие того, какое бывало в древности, потому что движение это совершалось в рамках феодальной организации. Территориальная экспансия, здесь совершавшаяся, находилось теперь в руках сеньоров и владетелей территорий (Grund-und Territorialherren). Как цель политики (нормального) средневекового города «клерухия» была бы невозможна как в военном смысле, так и экономически, тогда как для античного полиса она является нормальной. Интерес средневекового бюргерства — кроме немногих городов, которые эксплуатировали заморские отношения для торговли и колонизации — был и остался направленным на мирное расширение — местного и межрегионального (interlokalen) — сбыта товаров. Конечно, свои шансы на очень крупные доходы (как справедливо подчеркивает Зомбарт[517]) во второй половине средних веков возникающий капитализм находил и теперь там, где ему попадали в руки государственные откупы (Генуя, Флоренция) или — что главное — покрытие финансовых нужд короля. Но это явление и все те фигуры, которые стоят с ним в связи — Аччьяджоли, Бард и, Медичи, Фуггеры[518] и т. д. — не представляют собой ничего нового по сравнению с древностью, которая, начиная с «денежных людей» Хаммурапи и заканчивая Крассом[519], также была вполне знакома с ними; не здесь и не в вопросе о способе накопления первых крупных денежных состояний заключена проблема происхождения особенностей (Eigenart) хозяйственного строя позднего Средневековья и Нового времени и, в конце концов, следовательно, современного капитализма. Но решающие вопросы связаны, с одной стороны, с развитием рынка: как развивался в средние века покупатель для впоследствии капиталистически организованной промышленности? — с другой — с направлением организации производства: как в своем стремлении к получению прибыли капитал нашел путь создания таких организаций «свободного» труда, каких древность не знала? Здесь не место рассматривать эти проблемы. К сказанному до сих пор еще следует прибавить лишь несколько замечаний о противоположности средневекового развития античному, поскольку в этом играют роль аграрные условия.