Аграрная история Древнего мира

«Нечего и говорить, — пишет М. Вебер, завершая свое теоретико-методологическое Введение в «Аграрную историю Древнего мира», перечнем «идеальных типов», с помощью которых он предполагает как-то организовать, а тем самым и «рационализировать» колоссальный исторический материал, — что все изображенные здесь «типы»: «крестьянской общины», «полиса знатных», «бюрократического городацарства», «полиса гоплитов» и «гражданского полиса», «монархии, опирающейся на литургии» — редко существовали один возле другого или после другого в чистом виде. Эти «идеально-типические» понятия служат тут только тому, чтобы сообразно с ними классифицировать каждое отдельное государство, чтобы выяснить, приближается ли оно в большей или меньшей степени в данный момент, в общем или в каких-нибудь определенных отношениях, к тому или другому из этих типических понятий. Ибо реальные государства всем самым важным исторически, что составляет своеобразие каждого из них, конечно, являются живым протестом против всякой подобной упрощенной классификации» (2, 52–53).

Причем, как ни странно, казалось бы, звучит это в устах убежденного противника эволюционизма, а в особенности, прогрессизма (или «регерессизма») с его идеей постепенного (то есть ступенчатого восхождения (или нисхождения)) исторического процесса, М. Вебер полагает, что «…Во всяком случае данная классификация (которая только что была приведена здесь — Ю. Д.), кроме терминологического, может иметь еще и то значение, что покажет нам, каким коренным образом различны те стадии развития, на которых мы застаем отдельные античные нации в случайный момент первых исторических свидетельств о них» (2, 53). Так что противоречия здесь нет.

Дело в том, что в числе радикальных различий, разделяющих исследуемые им явления — бездонная пропасть между ними, измеряется не то что столетиями, но подчас буквально тысячелетиями. Например, «месопотамские государства и государство египетское», которые М. Вебер втягивает в поле своих социологических и культурно-исторических сопоставлений, «…несомненно, имеют позади себя уже многие тысячелетия городского развития или (Египет) близкого к городскому в тот момент, с которого начинаются древнейшие доступные нам источники. Это уже «царства, опирающиеся на систему литургий (Leiturgiekonig-Штег)» (там же).

А ведь это — основной признак, который позволяет М. Веберу подвести соответствующее государственное образование под идеально-типическую категорию феодализма. И стало быть, в подобных случаях вопрос о том, какая из «первоначальных» исторических форм, уходящих своими корнями во тьму тысячелетий «древнее», — скажем, «крестьянская община», которая, оказывается, уже в незапамятные времена имела свой «уклад» и свои «учреждения», или «феодализм» с его «системой литургий», — представляется неразрешимым. Попытаться как-то «уйти от него» можно было бы лишь чисто гипотетически, — предположив, что феодализм с его «литургической» системой невозможен без крестьянской общины.

Но ведь тогда возникает другой нерешенный вопрос: а не сыграли в процессе «самоорганизации» общины какую-то роль военно-феодальные элементы, без которых она не смогла бы отстоять свое право на самостоятельное существование? В самом деле, не аналогичен ли в некоторой степени этот вопрос тому, которым задался М. Вебер уже после того как предложил свою типологию древних «форм общения», заявив, что в его перечень не попала «конституировавшаяся в военном отношении как союз гоплитов совокупная община (Samtgemeinde) крестьянских общин (Bauernschaften), которая выступает в древности неоднократно, впрочем, по моему, всегда имея второстепенное значение, и отчасти заимствуя городские учреждения (древний Израиль, этоляне, самнитяне)» (2, 53).

IV. СОЦИОЛОГИЯ ИСТОРИИ КАПИТАЛИЗМА

Проблема «паролеллизма» экономического, политического, правового или общесоциологического развития античности и Средневековья, с одной стороны, и современности — с другой, которая вновь и вновь заострялась в русле сравнительно-исторической методологии, неизменно приобретала особую актуальность, когда речь заходила о сопоставлении античности с Новым временем и, прежде всего, античного капитализма с новейшим. Эту тему М. Вебер затрагивал уже в ранних своих работах, чтобы сделать ее профилирующей в «Протестантской этике…» и, наконец, вынести на передний план в «Аграрной истории Древнего мира». Как мы помним, в этой последней книге она возникает в связи с рассмотрением концепции Эдуарда Мейера, который в «своих возражениях против» «ойкосной» теории Карла Бюхера (к тому же понятого им «неверно») зашел «…так далеко, что отверг вообще применение к древности особых экономических категорий и сделал попытку, по крайней мере в отношении к классическому периоду расцвета Афин, оперировать с совсем современными понятиями… и вообще доказывал, что мы представляем себе не «в^остаточно современном духе» («gar nicht modern genug») условия тогдашней хозяйственной жизни…» (2, 9).