Аграрная история Древнего мира

Такого рода постановления, равно как и казуистика риббитов (казуистика прибыли и роста) указывают на глубокое влияние древних теократических пут, которыми был связан оборот, в частности долговое право. Впрочем, весь характер Талмуда доказывает по возможности еще яснее, чем анализ эллинистического социального строя, во всяком случае, одно: что в восточно-эллинистическом мире не существует «социального вопроса» или «социального движения» в каком бы то ни было смысле, какой мы связываем с этим вопросом, что чему-либо подобному там не было и не могло быть места. «Социальные проблемы», которые, как таковые, чувствуются субъективно, в Древнем мире являются политическими проблемами свободного гражданина полиса: опасностью, грозящей гражданскому равенству, деклассированием вследствие задолженности и потери владения. Там, где бюрократическое государство, а затем мировая империя наложили свою руку на свободу граждан, гражданин полиса вступил в круг «подданных», там, правда, рабочий кричит о своем «хлебе насущном», если его ему урезали, арендатор стонет под игом помещика, все вместе под бременем податей и их откупщиков, — но в качестве «социальных проблем», которые должны бы быть разрешены переустройством общества на новых началах, эти беды индивидуумов не ощущаются. Они не вызывают к жизни идеальных построений государства будущего (Zukunftsstaat) (Платон) или идеальных картин прошлого (Ликург[404]), как некогда в эллинском полисе, но переходят в общий аполитизм, который с тех пор остался на Востоке присущим подвластному. Тем более в такие эпохи, как поздняя эпоха эллинизма, к началу императорской эпохи, когда экономическое положение мелкого крестьянина и мелкого бюргера в общем было более сносным и более обеспеченным, чем когда бы то ни было раньше, о «социальных проблемах» могла быть речь меньше, чем когда-либо во всемирной истории. Не только неправильно, но прямо бессмысленно пытаться, например, христианство выводить из «социальных» причин или представлять его одним из отростков античных «социалистических» движений — только потому, что оно, как всякая «религия искупления», привязанность к «миру», а потому и богатство, которое к этому ведет, считает «опасными». Точно так же и наоборот, неумно (töricht) из «отдавайте кесарю кесарево» — выражение самого крайнего индифферентизма в отношении ко всему, относящемуся к государству, как справедливо подчеркнул Tröltsh (Arch. f. Sozialwissensch. В. XXVI) — вычитывать заповедь позитивно-этического поведения по отношению к государству. Освобождение от мысли о национально-теократическом иудейском государстве, с одной стороны, а с другой стороны — отсутствие «социальных» проблем (в древнем смысле) для его приверженцев были ведь как раз теми основными условиями, при которых вообще христианство стало «возможно». Как раз вера в то, что римское господство будет продолжаться до конца дней и, следовательно, в бессмысленность «социально-реформаторской» работы, отвращение ко всякой «классовой борьбе» были почвой, из которой вытекала христианская, чисто этическая и благотворительная, чуждающаяся мира «любовь к ближнему».

ЧАСТЬ III. РИМ

Глава первая. ГОРОД-ГОСУДАРСТВО