Агрессия Ада

— Что, догнала, ведьма?! Ха-ха-ха!!! Жизни моей захотела?! Крови?! Ха-ха-ха!! Ты хотела рвать меня зубами?!

Ха! Врешь, бестия!!! Это я, а не ты!!! Это я буду рвать тебя зубами!!! — Тимофей схватил с пола отрубленную кисть ведьмы и вонзил в нее зубы. Рев, раздавшийся за дверью, вдруг отрезвил его. Выпустив отрубленную кисть, он прислушался. За дверью все стихло. На цыпочках Тимофей подкрался к входной двери и прижался ухом. За дверью слышалось всхлипывание. На крыльце кто-то рыдал нежным голосом.

— Эй! Кто это!

— Я это, Тима, Анфиса, — послышалось в ответ сквозь всхлипывания. — Что с тобой, Тима, ты болен?

— Я?! Не заговаривай мне зубы, ведьма!!

— Ну, вот опять, — рыдания за дверью усилились.

— Да за что же ты меня ведьмой-то?

— То есть как за что??? Ты же мертвая…

— Да какая же я мертвая-а-а-а?? — Анфиса зарыдала еще пуще.

— Может, скажешь, с кладбища…

— Да с какого кладбища?? Только мы из дома вышли, родимый, как ты на землю упал. Я к тебе, а ты без сознания лежишь. Насилу в чувство тебя привела. А ты, как меня увидел, закричал дико и по земле кататься стал. И тоже все «ведьма» да «ведьма»! А потом оттолкнул меня и в дом кинулся как угорелый. Дверь захлопнул и на засов. Не сделай ничего с собой, Тима! Ты не в себе! Открой дверь, Тимочка!

Слышишь? Я боюсь за тебя, Тима-а-а!!

Тимофей засомневался: «Неужели действительно просто приступ? Но ведь со мной же такого не было никогда! Да, конечно же, это просто бред!»

От сердца отлегло, и он, шагнув к двери, взялся за засов.

Нога за что-то запнулась. Отодвигая левой рукой засов, он пошарил правой в темноте под ногами. Его рука наткнулась на обрубленную кисть. Дряблая кожа и длинные когти. Даже на ощупь было ясно, эта рука не могла принадлежать молодой женщине. К счастью, он не успел отодвинуть засов, вернее, отодвинул лишь до половины. Задвинув его до упора назад, он в ярости крикнул:

— А про руки скажешь, что из анатомического театра принесла?!!

Ответом был страшной силы удар в дверь. Дверь затрещала. На голову Тимофею посыпалась труха. Удары посыпались на дверь один за другим. Нужно было что-то делать, так как дверь хотя и была прочной, но такого натиска долго бы не выдержала. В промежутках между ударами нечеловеческий голос ведьмы монотонно вещал:

— Ты все равно будешь моим. Все силы ада помогают мне! Сама судьба предназначила тебя мне.

Забившись в угол, Тимофей лихорадочно думал. Нужно было предпринять что-нибудь для собственного спасения.

Не хотел он уподобиться скоту, безропотно идущему на убой. «Где, где, думал он, — путь к спасению? Спасению?»

Он сосредоточился. Где-то в глубине памяти мелькнули слова матери о том, что его может спасти. Он напрягся и вдруг как будто снова услышал всю фразу, сказанную матерью:

— «Помни! Лишь символы веры тебя спасут!»

«Что, что она имела в виду?» — думал он, а ноги уже сами несли его в ее комнату. Припадая на больную ногу, по скрипящим ступеням он поднялся наверх. Уже переступая порог комнаты, на. мгновенье приостановился. Он услышал, как со страшным грохотом рухнула в сенях выбитая входная дверь.

В его распоряжении оставались считанные даже не минуты, а секунды. Ликующий, на одной высокой ноте, вой приближался. Опасность не была видна, а была лишь слышна, и это было во сто крат страшнее. Воображение, мешая думать, дорисовывало все остальное в самых мрачных красках. Тимофей лихорадочно обвел комнату взглядом. Что имела в виду мать? И тут до него дошло. Шагнув к стене, он снял икону Божьей Матери. Вой приближался. Ждать в неподвижности было невыносимо. Страх растянул время до бесконечности.

И, заставив сознание отступить на задний план, все существо Тимофея заполонил инстинкт. Тот инстинкт отчаянного безрассудства, который заставляет загнанную в угол крысу бросаться на преследователя, и этот инстинкт толкнул Тимофея вперед, навстречу вою. Навстречу тому душераздирающему вою, который еще несколько минут назад гнал его прочь, как страшный таежный пожар гонит прочь все живое.

Держа перед собой икону, несвязно шепча перекосившимися губами молитву, он двигался к тому, что было для него страшнее самой смерти. Их разделял лишь коридор. Он уже видел в темноте у лестницы ужасную, беснующуюся фигуру, хищно тянущую к нему культи изувеченных рук. С оскаленных то ли зубов, то ли клыков, как сама смерть, падали хлопья пены. Икона с расстояния в несколько шагов обжигающе подействовала на ведьму. Анфиса вся затряслась. Тимофей был рядом, но она не могла к нему приблизиться.

Стоило ей подойти ближе, как сила покидала ее. Воспрянувший духом Тимофей понял это и наступал, гнал ее из дома прочь. Внезапно ведьма словно почувствовала что-то неведомое Тимофею, но очевидно имеющее важное значение для нее, развернулась и бросилась прочь. Время Власти Сатаны прошло, наступал день. До рассвета Тимофей просидел в комнате матери; забившись в угол и прижав к себе икону обеими руками, он глядел в одну точку, находясь в состоянии какого-то оцепенения. Его состояние было близко к обмороку.