Аналогичное явление давно уже известно для возбуждающих центров сердца. Сокращения сердца в норме вызываются ритмическими автоматическими импульсами, которые вырабатывает так называемый синусный узел – орган, состоящий из высокоспециализированной мышечной ткани и расположенный у входа кровотока в предсердие. Чуть дальше по ходу кровотока, у перехода в желудочек, находится второй подобный орган – атриовентрикулярный узел, к которому от первого ведет пучок мышечных волокон, передающих возбуждение. Оба узла производят импульсы, способные побуждать желудочек к сокращению. Синусный узел работает быстрее, чем атриовентрикулярный. Поэтому последний при нормальных обстоятельствах никогда не бывает в состоянии вести себя спонтанно: каждый раз, когда он неторопливо собирается выстрелить свой возбуждающий импульс, он получает толчок от своего «начальника» и стреляет чуть раньше, чем если бы был предоставлен самому себе. Таким образом, «начальник» навязывает «подчиненному» свой ритм работы. Но если проделать классический эксперимент Станниуса – прервать связь между узлами, перевязав пучок, проводящий возбуждение, – то атриовентрикулярный узел освобождается от тирании синусного и поступает так, как часто поступают в подобных случаях подчиненные, – перестает работать; иными словами, сердце на мгновение замирает. Это издавна называется «предавтоматической паузой». Но после короткого отдыха атриовентрикулярный узел «замечает», что он, собственно, сам производит импульсы, и через некоторое время исправно стреляет. До этого прежде никогда не доходило, потому что он всегда получал на какую-то долю секунды раньше подбадривающий пинок сзади.
В таком же отношении, как атриовентрикулярный узел с синусным, находится большинство инстинктивных движений с различными источниками мотиваций высшего ранга. Здесь ситуация осложняется тем, что, во-первых, очень часто, как в случае инструментальных реакций, один слуга имеет нескольких господ, и, во-вторых, эти господа могут быть самой разной природы. Это могут быть органы, автоматически и ритмически производящие возбуждение, как синусный узел; могут быть внутренние и внешние рецепторы, воспринимающие и передающие дальше – в виде возбуждения – внешние и внутренние раздражения, к которым относятся такие нужды тканей, как голод, жажда или недостаток кислорода. Это могут быть, наконец, железы внутренней секреции, гормоны которых запускают вполне определенные нервные процессы. (Слово «гормон» происходит от греческого – «побуждаю»). Однако такая деятельность по приказу одной из высших инстанций никогда не носит характер «рефлекса»: вся организация инстинктивного движения ведет себя не так, как машина, которая, когда ее не используют, сколь угодно долго стоит без дела и «ждет», пока кто-нибудь не нажмет на пусковую кнопку. Скорее она похожа на лошадь, которой – хоть ей и нужны поводья и шпоры, чтобы слушаться хозяина и служить его целям – необходимо ежедневно давать двигаться, чтобы избежать проявлений избыточной энергии, которые при определенных обстоятельствах, например в интересующем нас в первую очередь случае инстинкта внутривидовой агрессии, могут стать весьма опасными.
Как уже указывалось, спонтанное «производство» инстинктивного движения всегда приблизительно соразмерно ожидаемому «спросу» на него. Иногда целесообразно рассчитывать его экономно, как, например, в случае импульсов, производимых атриовентрикулярным узлом: если он производит больше импульсов, чем «заказывает» синусный узел, возникает слишком хорошо известная нервным людям экстрасистола, то есть внеочередное сокращение желудочка, бестактно вторгающееся в нормальный ритм работы сердца. В других случаях постоянное перепроизводство может быть безвредно и даже полезно. Если, скажем, собака бегает больше, чем ей необходимо для охоты, или лошадка без внешних причин встает на дыбы, прыгает и лягается (движения бегства и защиты от хищников), то это всего лишь здоровая тренировка мускулов и тем самым в некотором смысле подготовка к «серьезному делу».