Через несколько метров разрисованная стена сменялась голыми бетонными блоками, которые тянулись до очередного перекрестка. Я не стал идти вдоль нее. Там я увидел припаркованный бело-голубой «пассат». Я направился вперед, к кладбищу. В любом случае Чарли будет подходить сюда по параллельной дороге и увидит то же самое, что я вижу с этого места: он увидит, что обваливающиеся домики стоят чересчур тесно, что нужный нам дом также может оказаться одним из плотно прилегающих друг к другу зданий.
Если мы напортачим и нам придется бежать, то самой простой дорогой к отступлению должна быть дорога наверх, к телевышкам. Этот район был практически незаселенным. Возможно, нам даже удастся под покровом ночи добраться до «Марриотта», а потом спуститься вниз и взять такси до аэропорта.
Сейчас мне нужно было проверить кладбищенский склеп, который находился на возвышенности впереди. Может быть, мы даже увидим двор интересующего нас дома с этого места. Я прошел мимо ряда магазинов, в которых, казалось, продавалась только обувь. Я написал Чарли:
В ответ я получил
В самом последнем магазине продавалась еда. Я остановился, чтобы купить бутылку воды. Ассортимент был тот же, что и в мини-баре «Марриотта», и в рекламе на плазменных экранах, гордости Грузии.
По крайней мере, одно Чарли запомнил правильно. Кладбище действительно располагалось не более чем в десяти минутах ходьбы, и его несложно было найти. Все, что мне нужно было сделать, это идти за престарелыми хромающими людьми с палочками, навстречу похоронной процессии, направляющейся домой.
Машины, которые казались скорее заброшенными, нежели припаркованными, занимали огромное пространство на плотно слежавшейся грязи на противоположной стороне дороги. Возможно, они ожидали своей очереди на совсем новой, ярко освещенной заправке, со времени открытия которой прошло так мало времени, что даже бетонное покрытие не успело еще до конца застыть. Я вошел на кладбище через старую железную калитку, прикрепленную к остаткам разбитой стены, оставив позади себя дюжину пожилых женщин, торгующих цветами и длинными тонкими свечами.
Само кладбище было очень оживленным, совершенно не похожим на те, которые я видел на западе. Вместо аккуратных рядов надгробий это место представляло собой лабиринт огромных площадок семейных захоронений, и каждая огорожена заборчиком из кованого железа или низенькой кирпичной стенкой.
Мужчины и женщины сидели за закрепленными в земле около могил столиками, разговаривали и пили кто кофе, кто чай. Один парень уже был пьян в это раннее время дня и напыщенно разглагольствовал у одной могильной плиты, у меня было такое ощущение, что он пытается поквитаться за свои жизненные неудачи.
Вдоль всей центральной аллеи на расстоянии примерно двадцати метров друг от друга размещались водопроводные краны: люди здесь споласкивали свои чашки и наполняли водой цветочные вазы.
Одна из торгующих свечами женщин, увидев меня с пустыми руками, попыталась продать мне несколько свечей, однако я продолжил свой путь, не обращая на нее внимания и придерживаясь центральной аллеи. Самые роскошные могилы, как я успел заметить, были расположены возле нее. В этой стране вы обязательно должны были заплатить, чтобы не марать свои ботинки: в стороне от главной аллеи людям приходилось пробираться через чужие могилы, чтобы добраться до могил своих родственников. На одном из надгробий была прикреплена масляная картина с танцующим клоуном, сверху покрытая стеклом. Красивая, черного цвета зернистая материя была расстелена на земле между участками, и это явно срабатывало: там нельзя было найти и травинки.
Я пытался сделать вид, что занят тем же, чем и остальные. Будто я шагаю среди чужих могил, пробираясь к своему семейному участку. Я искал место захоронения Тенгиза. Все, что знал Чарли, это то, что его могила располагалась у главной аллеи. Я даже не имел представления о том, женщина там похоронена или мужчина, хотя, собственно говоря, это не имело никакого значения. В любом случае мы потерпим фиаско, если надпись сделана на скрепочном языке.
Но пока нам везло. Я подошел к огромному черного цвета мраморному надгробию, расположенному на квадратном участке земли, усыпанном белым мелким камнем. Вокруг участка возвышалась свежевыкрашенная белая железная изгородь, высотой около шестидесяти сантиметров. Теперь я понял, почему Уайтволл выбрал именно его. Четыре выгравированных мужских лица вызывающе глядели на меня снизу вверх. На надгробии английскими буквами было вычеканено слово «Tengiz», а под ним уже буквами поменьше целый роман на русском и скрепочном.
Рядом стояли двухместная лавочка, забетонированная в землю, и ржавеющее оцинкованное мусорное ведро, полное сухих цветов. Если это было его постоянным местом, я мог бы использовать его как ориентир.