Читаем Агриков меч полностью

Сокол пригляделся к суматохе внимательнее. Дюжина вооружённых людей прижала к берегу рыжего парня и, судя по всему, готовилась вот-вот насадить его на клинки. Парень, однако, вывернулся, побежал через реку, а купеческая охрана с гоготом погналась за ним.

— Я его знаю, — сказал Тарко, кивнув на беглеца. — Это Ромка с посада. Ну, отец его Жирмята гончар помер в прошлом году.

— Отца знал, — признался Сокол. — Шустрый у него сынишка вырос. Чего он с купцами не поделил?

Рыжий парень, лишь пару раз угодив в ямы, вскоре благополучно выскочил на мещёрский берег.

— Уф, — отряхнулся он от воды, словно пёс.

Судя по взгляду он явно узнал земляков или как-то иначе определил, что они местные, но не поздоровался и не запросил помощи. Его преследователи тем временем чертыхаясь выбирались из очередной ямы, куда попадали гораздо чаще, и собирались уже повернуть назад, но к ним подоспел по всей видимости хозяин и криками заставил завершить дело. Между тем Рыжий вовсе не думал спасаться бегством. Лес — вот он рядом, но парень чего-то ждал, лишь переступая маленькими шажками, мало-помалу двинулся поближе к землякам.

Оказалось, он знал что делает. Вскоре из леса выехало два всадника, без доспехов, но при оружии — один с роскошной суковатой дубиной, другой с кривой саблей. Похоже, неведомые торговцы осерчали на Рыжего всерьёз, и заранее отправили людей наперехват.

— Надо было Ромке вниз рвануть, — заметил Тарко. — Сплавился бы по реке. Там дальше за кручей вылез бы и ищи его.

— Чем же он им досадил-то? — удивился Сокол, но виновника спрашивать не стал.

Преследователи и с той и с другой стороны уже приближались, и выяснять подробности стало поздно. А земляка выручать надо. Больно уж ухмылки у его врагов нехорошие. Злые. Как бы смертоубийство не вышло.

Когда к Рыжему подошли ближе, обкладывая точно зверя, чародей заступил охотникам дорогу.

— Почто, люди добрые, человека задираете? — спросил он.

— Ещё не задираем, но вот-вот задерём, — рассмеялся в ответ один из купеческих наёмников.

— Дочку мою соблазнил стервец, — пояснил подошедший чуть позже купец, видимо старший в этой ватаге. — А потом бросил, рыжий бес. Куда её теперь, худую такую пристроить?

Они явно не торопились с расправой, считая что парню теперь не уйти. Всадники спешились за спиной, отрезая Рыжему последний путь бегства.

— Ничего не выйдет у вас, — покачал головой Сокол.

— Ещё как выйдет! — возразил купец. — Сейчас мы засранца на берёзку-то приторочим и посмотрим.

— Ты видно издалека сам?

— Да из Галича Мерского. Никанором зовут, — охотно представился купец. — Вот в Червленый Яр ездили на росторжку, теперь обратно возвращаемся.

— Издалека, — повторил Сокол. — Здешних порядков поди не знаешь?

— А чего знать-то? — удивился тот. — Везде один порядок — напакостил, так отвечай.

— Дочку твою он что, силой взял?

— Нет.

— Обрюхатил?

— Нет.

— Тогда и спроса никакого, — решил Сокол. — Сама к нему пошла, сама и виновата.

— А то! Конечно, виновата! — согласился купец. — Виновата и своё давно получила, уж не сомневайся. А прохвост убёг тогда.

— Значит судьба, — Сокол пожал плечами.

— Судьба не в том, что убёг, а в том, что теперь попался, — с ухмылкой возразил Никанор. — Бог, как говорится, шельму метит. Не надеялся я его отыскать, истинная правда, а тут на переправе рыжие кудри-то и мелькнули. Хотел стервец с нас за проезд через брод плату слупить, а сам и попался.

— Врёшь ты всё! — возмутился Ромка, высунув голову из-за чародейской спины. — Я вам, дуракам, предлагал удобное место для переправы указать. А теперь сунетесь без совета, потопите возы свои. Так вам и надо.

— А ты молчи, висельник! — прикрикнул Никанор. — Ещё накричишься, под кнутом-то.

Да, настырным купец оказался. Такого не переболтать. А между тем с рязанского берега в помощь товарищам выступило ещё несколько человек. Когда люди ватагой действуют, у них завсегда ума убавляется, нутро звериное проступает. Сложно будет миром дело уладить. Но Сокол всё же попытался.

— Он на мещёрской стороне и потому под княжеской защитой, — заявил чародей.

— А ты сам, не князь ли случаем местный? — усмехнулся Никанор. — Чего ж без лошади, без дружины?

— Нет, я не князь. Меня Сокол зовут.

Известное в этих краях имя не произвело на купца должного впечатления.

— Ну и лети себе, Сокол, — посоветовал он. — Подобру-поздорову.

— Оставь парня, — не сдавался чародей. — Если обиду имеешь, к князю в городе подойдёте, он и рассудит.

— Вот ещё! Я может в ваш городишко и не думал вовсе поворачивать. Нет, мил человек, прохвост из Галича сбежал, там миловался, пусть по нашей правде и ответ держит.

— Ну, тогда жди, пока он снова в Галиче окажется, — сказал Сокол. — А тут своя правда. Или ты переступить закон хочешь? Так не советую, тебя первее тогда на кол насадят.

Никанор задумался. Нарушать чужой закон ему, похоже, не хотелось. Он купец и привык блюсти чужие обычаи, пусть даже и нелепые. Так полезней и для дела и для собственной шкуры. Но и смекалкой Никанора не обделили.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мещерские волхвы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза