Ай-ай и я

Опасаясь самого худшего, Олвин расспросила его и пришла к выводу, что у него всего-навсего сильный запор. Вручила студенту суппозиторий, деликатно объяснила, как им пользоваться, и сказала, что через полчаса наступит облегчение, так что лучше держаться поблизости от уборной. Однако даже если вам кажется, что человек все понял, не мешает убедиться в этом. Час спустя студент снова подошел к Олвин и сообщил, что суппозиторий не подействовал.

— А что ты делал? — спросила Олвин.

Мама, я пошел в уборную, там я ввел себе эту свечу, потом вытащил. Полчаса делал так, как сказала мама. А живот все равно болит.

У Дэвида были свои проблемы. Однажды на уроке английского он придумал историю про человека, сломавшего руку, после чего, чтобы проверить, как студенты усваивают язык, предложил им рассказать, что именно сломал бедняга. Молодой мадагаскарец явно посчитал, что перелом руки — пустяковое дело, и принялся называть глаза, печень, легкие, желудок, уши, сердце и язык. На вопрос, почему он перечислил как раз те органы, которые не подвержены переломам, студент ответил, что запомнил все эти слова и чрезвычайно гордится этим.

В другой раз Дэвид попросил студентов назвать птиц, служащих национальным символом их стран. Все шло гладко, пока не наступила очередь студента из Ганы. Он крепко задумался, насупив брови.

— Орел, сэр, — ответил он наконец.

— Какой из орлов? — спросил Дэвид.

Студент опять надолго задумался.

— Который вымер, сэр, — произнес он торжествующе.

Или взять двух студентов из Таиланда, которые прибыли к нам в разгар небывало суровой зимы, когда землю покрыла глубокая пелена сверкающего снега. Тайцы с восхищением созерцали невиданное на их родине вещество. К сожалению, занятия по большей части происходили на воздухе, где они остро ощущали холод. Было замечено, что, возвращаясь в дом, они первым делом сбрасывали обувь, снимали носки и принимались греть ступни о ближайшую батарею отопления. Неудивительно, что у них появились ознобыши, как неудивительно и то, что эта болячка неизвестна в Таиланде.

Я никак не ожидал при жизни увидеть осуществление нашего плана создать этот мини-университет, однако не успел, как говорится, оглянуться, как уже играл в крокет на газоне за усадьбой «Ле Нвайе» со студентами из Бразилии, Мексики, Либерии, Индии и Китая, испытывая гордость не только потому, что они любезно позволяли мне выигрывать. Ибо в самых разных странах желающих учиться у нас было больше, чем мест в нашем общежитии (в год мы можем принять около тридцати человек), и меня не меньше их огорчала необходимость добавлять все больше новых имен в список очередников. Заявления поступали в буквальном смысле слова со всех концов света: абитуриенты из Южной Америки, Африки, Азии, Индонезии, Японии, Европы, США, Канады и Австралии жаждут припасть к нашему источнику знаний. В основном это молодые люди, озабоченные тем, как приобрести профессию, способные оплатить дорогу и готовые довольствоваться скромной стипендией, а потому ограниченное число мест вынуждает нас соблюдать осторожность, чтобы избежать чрезмерного наплыва студентов из бедных стран. Вместе с тем работа с представителями самых разных наций протекает успешно; думаю, все дело в том, что их объединяет одно горячее стремление — спасать угрожаемые виды. Встречаясь с сокурсниками, они с удивлением обнаруживают, что у каждой страны есть проблемы с охраной живой природы и что они могут помочь друг другу, обмениваясь идеями и информацией.

* * *

Продолжая из года в год шлифовать «многогранный подход» Треста к спасению видов, мы не забывали также о других гранях нашей деятельности. Чтобы поддерживать на ходу механизм непрерывно растущей организации, требовалось совершенствовать подходы к разного рода текущим делам в пределах Поместья Огр. Взять хотя бы ветеринарное обеспечение большой коллекции бесценных угрожаемых видов.

Мне доводилось говорить во всеуслышание, что самые опасные животные, кого нельзя оставлять без присмотра в зоопарке, — архитектор и ветеринар, посему я привык к тому, что архитекторы смотрят на меня с таким отвращением, будто я болгарский царь Борис, прозванный Живодером, а ветеринары сторонятся меня, как если бы я был свирепым быком или бешеной собакой. Единственное, что меня утешало, — я все-таки имел дело с грамотными (во всяком случае — полуграмотными) людьми.