Ай да сукин сын!

— А правду все говорят, что Штирлиц — русский шпион? — решился спросить один из них.

Мюллер не ответил, и от этого все затрепетали еще сильнее.

— А это опасно?

Мрачный смешок вырвался из уст бывалых гестаповцев.

«Воды!» — простонал Холтофф.

— А вы знаете, я слышал, что русские шпионы первыми не нападают. Если с ними ласково, то они не трогают.

— Да что вы все трусите? Двое сбоку, третий бьет по голове…

— Вот ты и будешь его бить.

— Да что же мы все с одним шпионом не справимся?

— Штирлиц идет по коридору! — вдруг объявил Шольц.

— Куда идет? — еле слышно спросил внезапно потерявший голос Мюллер.

— Сюда идет, сюда, — зловещим шепотом ответил ему Шольц.

Переполненный кабинет мгновенно опустел, в нем остались только Мюллер, которому бежать было некуда, да и неудобно, и Холтофф, который уже не боялся Штирлица, а лежал себе спокойненько в углу, забывшись каким-то детским сном.

Виделся ему мрачный подвал средневекового алхимика, в котором злосчастный Рунге листал толстую полуистлевшую книгу, мелькали заголовки: «Машина времени», «Эликсир молодости», «Вечный двигатель», «Философский камень», но Рунге остановился на странице с заголовком «Атомная бомба». Потирая ручки, злобный физик Рунге, пошел к огромному шкафу, из которого он достал реторты с шипящими и бурлящими разноцветными жидкостями. Он смешал их в равных пропорциях и в клубах дыма появилось его зловещее создание. Пораженный его военной таинственностью Рунге застыл в оцепенении. Он не заметил, как из шкафа на цыпочках вышел Штирлиц с еще одной ретортой в руке. Озираясь как преступник, русский шпион подменил ей одну из реторт у Рунге и опять скрылся в шкафу, а безумный Рунге, оправившись от первого потрясения, снова бросился к столу, чтобы сделать еще одну атомную бомбу, так необходимую для самолетов рейха. Но к его ужасу из дыма вместо атомной бомбы вышли два дюжих гестаповца. «Еврей!» — закричал один из них, показывая пальцем на Рунге. Они схватили его под руки и потащили к выходу. Когда они ушли, из шкафа снова появился Штирлиц. Он вырвал из книги страницу, где было написано про атомную бомбу, сунул ее в карман и со зловещим хохотом растворился в воздухе.

* * *

Штирлицу казалось, что в РСХА все посходили с ума: охранники тянули в знак приветствия не одну, как всегда, а обе руки, большинство коллег, издалека завидев его, бросались наутек, а те, кому некуда было бежать, говорили: «Гитлер капут!». Просидев некоторое время у себя в кабинете, он обнаружил пропажу спичек, видимо их спионерил Холтофф. Штирлиц пошел попросить огоньку, но все от него разбегались. Когда же ему удалось найти какого-то хромого шарфюрера, то вместо того чтобы одолжить спички, он стал рассказывать про свою семью и детей. Штирлиц не дослушал его и продолжил охоту. Следующая «жертва» вместо спичек отдала ему часы и кошелек. Штирлиц догадывался, что тут не обошлось без козней завистников, ведь те же люди, которые сейчас разбегаются от него как клопы, готовы были просить у него автограф, после допроса русской радистки.

Ноги сами принесли Штирлица к кабинету Мюллера. «Этот убегать не станет», — подумал он и вошел. У дверей его встретил растерянный Шольц с множественными следами ног на мундире. Он поспешно прижался к стене, пропуская Штирлица.

Одна створка двери кабинета лежала на полу, другая болталась на одной петле. В самом кабинете был такой разгром, будто через него пробежало стадо слонов. Войдя, Штирлиц опустил руку в карман, а Мюллер быстро сунул руку под газету.

— Извините, у вас огоньку не найдется? — спросил Штирлиц, доставая папиросу.

Мюллер достал из-под газеты спички и протянул их ему. Штирлиц закурил.

Чтобы как-то заполнить возникшую паузу, Мюллер спросил:

— Штирлиц, вы говорите по-немецки?

Штирлиц подавился дымом. Мюллер суетливо вскочил из-за стола, похлопал его по спине, и, как бы случайно заслоняя плакат с русским шпионом, заговорил:

— Я не понимаю, почему меня все боятся. Я старый добрый человек, о котором распускают слухи. Ваш Шелленберг в тысячу раз злее меня, только он умеет улыбаться и говорить по-французски, а я ем яблоки с косточками. Я никогда не обижал коммунистов, разве что расстреливал, но это все Кальтенбруннер виноват: он меня заставлял, а я не причем?

— Конечно, — согласился Штирлиц, а Мюллер, ободренный этим, сказал:

— Пойдем.

— Куда?

— Мне надо сказать вам одну важную вещь, а у меня в кабинете очень дорогие пуленепробиваемые стекла, если вы их разобьете, то всю жизнь будет не расплатиться, так что давайте лучше выйдем.

— Ну, давайте, — вздохнул Штирлиц, с горечью подумав, что эпидемия сумасшествия не миновала и этот кабинет. «Совершенно теряют голову от поражений на фронтах», — подумал он, пропуская Мюллера вперед.

— Только после вас, — сказал Мюллер, — а то еще шандарахнете меня как Холтоффа.

— Воды! — простонал Холтофф, хватая его за брюки.

— Да ну тебя! — отмахнулся от него Мюллер.

— Дайте вы ему попить, жалко же, — сказал Штирлиц.

— Напоите, — буркнул на ходу Мюллер, обращаясь к Шольцу.

— Чем?

— Чем хотите, только не коньяком: ему хватит.