Айдол-ян - 4

— Это идиотизм — так себя вести. Не понимаешь, что тебя выгонят из агентства и после этого с карьерой будет покончено? Потом тебя с позором демобилизуют из армии. Человек с судимостью не может служить.

— Ну, наверное, с судимостью — уголовной? — уточняю я. — Отказ выполнять решения суда, — это уголовное деяние или административное?

ЧжуВон задумывается на некоторое время.

— Кажется, наказание определятся в зависимости от тяжести совершённого деяния, — наконец говорит он. — Не скажу точно, как квалифицируется клевета. Нужно уточнять.

— Клевета? — удивляюсь я.

— Клевета. — кивнув, подтверждает ЧжуВон. — Заплатишь штраф, сядешь в тюрьму, вылетишь с работы и службы и будешь признана клеветницей. Тебе это точно нужно? Может, всё же проще — извиниться?

Однако — перспективка…

— Извинишься и скажешь, что была в состоянии стресса, наговорила лишнего. Ничего страшного, в жизни такое бывает. Особенно у девушек…

Это он на месячные намекает, что ли?

— Думаю, что университет пойдёт тебе на встречу. Особенно после твоего успеха во Франции и награждения медалью…

— Тогда, получается, мне придётся публично признать, что моя сестра просто пьёт, потому что ей это нравится? Что она действительно — алкоголичка?

Задав вопрос, смотрю на ЧжуВона. Тот, подумав, неопределённо пожимает плечом, ничего не сказав. А что тут говорить? Если университет не производит алкоголиков, значит, — алкоголиками становятся сами, по собственному желанию. Тут бы с СунОк единым фронтом выступить, но у неё — менталитет, понимаешь, местный…

— Ты ещё не забывай, что твою сестру обвиняют в нарушении правил торговли ценными бумагами. — напоминает мне ЧжуВон, меняя тему. — Но если это как-то можно пережить, то с твоим дядей — проблема. Я даже не знаю, что тут можно сделать. Как только информация о том, что он работал с Севером — станет известной, тебя просто сожрут. Вообще, если честно, просто не представляю, как ты из этого всего выберешься.

— А что будет, если узнают? — спрашиваю я, решив узнать подробности, коль уж ЧжуВон так щедро делится прогнозами на мою дальнейшую жизнь.

— Думаю, на этом в Корее твоя карьера как айдола может закончиться навсегда. — говорит он. — Тебя будут постоянно этим хейтить. Если ты ещё повесишь на себя клеймо клеветницы, то вариантов тогда не будет совсем. Ни на одно шоу тебя больше не пригласят и ни одно агентство не станет с тобой работать. Так же будет с рекламными агентствами, поскольку ты станешь ходячей антирекламой…

Какие у меня перспективы охренительные! Правда, все — со знаком «минус» …

Беру кусочек мяса, кидаю в рот, жую, не чувствуя вкуса. Резина какая-то!

— Зачем ты мне это всё это рассказываешь? — интересуюсь я.

ЧжуВон с задумчивым видом тоже жуёт кусочек мяса.

— Не знаю. — прожевав, наконец говорит он. — Мне кажется, я чувствую за тебя ответственность.

— Ответственность? — удивлённо переспрашиваю я.

ЧжуВон кивает.

— Вроде того. — подтверждает он. — И потом, я знаю, что у тебя амнезия. Всё, что ты натворила, — это от того, что не помнишь, как жить в Корее.

— Ад Чосон? — подсказываю ему я.

— Возможно. — уклончиво отзывается он.

— И что мне теперь делать? — спрашиваю я.

— Если ты про дядю… То я не хочу говорить, что ты должна поступить именно так как я сказал. Это не моё дело, это твоя семья и решаете вы. Но раз ты спросила у меня совета, то я могу предложить вариант, — попытаться отказаться от родственника.

— Отказаться от родственника? — удивляюсь я.

— Да. Такое в жизни редко случается, но бывает. Если человек совершает тяжкий проступок, то семья может отказаться от такого родственника. Это тоже нехорошо, но иногда, бывает…

Обдумываю услышанное.

— Какие-то однобокие у тебя предложения. — поразмыслив, делаю я вывод. — Бросать всех и пытаться выжить в одиночку.

— Кто ж виноват, если ты создала такую ситуацию? Если у тебя есть другой вариант, — скажи.

— Я подумаю. — обещаю я и благодарю. — Спасибо, что поделился информацией.

— Не за что. — отвечает ЧжуВон и добавляет. — Мой отец запретил встречаться с тобой.

— Да? — удивляюсь я. — И что же? Почему встречаешься?

— Хотела, чтобы я вдруг перестал тебя замечать?

— Нет, но… семья была для тебя всегда важна.

— Отец очень чувствителен в отношении всего, что касается его работы. — говорит ЧжуВон, объясняя мне, почему он «поступил вопреки». — Поэтому, в наш с ним последний разговор, им владели эмоции. Уверен, — когда он узнает, что я с тобой всё спокойно обсудил, он воспримет это как правильный поступок. Кстати, ты понимаешь, что ничего нельзя рассказывать журналистам о нашей семье? Всё, что ты видела и всё, о чём и с кем говорила?

Я киваю.

— Да. Я понимаю.

— Очень хорошо. — одобрительно произносит ЧжуВон. — Постарайся об этом не забыть. И не ляпни вдруг где, когда разозлишься. Похоже, что это у вас с сестрой семейное, — придя в ярость, совершать опрометчивые поступки.

— Может быть. — не отрицаю я возможность существования такого факта.

— Почему мясо не ешь? — спрашивает он.

— Резиновое, какое-то. Невкусное.

— Аппетит пропал от переживаний. — понимающе кивает ЧжуВон беря палочками ещё один кусочек мяса.