Айгирская легенда

Скоро Карламан. А за ним Приуралье. (Станция в четырех километрах от поселка Архангельского.) Дальше — Равтау с деревней Азово. Начало гор. И тайги. Станции, разъезды, горные поселки, деревни, аулы, хуторки — Карагай, Габдюково, Зуяково, Бриш-тамак, Ассы, Корпуста, Тюльма, Александровка, Манышта, Инзер, Айгир, Юша, Манява, Улу-Елга, Ишля, Караалы, Азналкино, Серменово, Белорецк!.. Названия хранят седую древность и в большинстве своем — исконный национальный колорит. Их словно не коснулась история нового века, не потеснили колышки современности. Конечно, в древности — своя неувядаемая прелесть. Но без легкого орнамента новизны она — музей, а не расцветающая жизнь.

— Сколько бы ни жил на трассе, как бы ни врос в дела и заботы строителей, а привыкнуть к их жизни, к природе, как к чему-то обычному, не мог: все время сверлило душу — как там, что нового? Кидался на трассу сломя голову. И всегда находил ее обновленной. При стойком постоянстве она являла разнообразие. Каждый уголок, кажется, знаком, а наткнешься на неведомый ключ. На человека-самородка.

Новорожденная дорога. Поезд-младенец. Тишина, уют, скорость — подарки, преподнесенные людям на блюдечке.

Голос колес и рельсов — как перестук в сердце.

Ночь бросает в меня обрывки жарких споров, мыслей, фраз, слов.

2

Он резко положил телефонную трубку, будто бросил ее, так и не договорив с кем-то: или с субподрядчиками (никакой нет управы на них, черт побери), или с трестом, который не всегда может понять и войти в положение. Хотя, тоже правда, не один же он, Изгородин, у треста. Вот и проси, требуй, жди у моря погоды или сам изыскивай, сам находи ходы-выходы, сам решай!

Сидит за полированным столом среди табачного дыма. Остывает от телефонного разговора. Когда бросал последние фразы, что-то доказывая, то весь взъерошился, раскраснелся.

Изгородин долго разминал пальцами сигарету. Только что примял одну в пепельнице и снова… Красная испарина сходила с его круглого, словно припухшего от напряжения лица.

Наконец посмотрел на нас скользящим взглядом. Закурил. Прищурился. Чувствуем, не вовремя мы, некстати. Представители Союза писателей и фотокорреспондент газеты «Советская Башкирия». Сразу четыре официальных товарища из Уфы! Да, он слушает. Сказал это тихо, кивнув.

Мы говорим, что хотелось бы написать о героическом труде первопроходцев. Наша задача — познакомиться со всем хорошим, передовым, узнать поглубже жизнь строителей: как работают и отдыхают. «Отдыхают», подчеркнули мы особо, это тоже очень важно.

Изгородин молчит. Слушает внимательно. Но мыслями явно не здесь, не с нами. Пока идет знакомство и общий разговор, успеваю «схватить» его портрет.

Изгородин еще молод — лет сорок пять ему. Плотный, ухоженный. Волосы зачесаны назад, густые, с сединой. Лицо тронуто ветром. Умный взгляд. Человек, видать, с огромным опытом, много испытавший в строительной жизни. Человек принципиальный, напористый, но в то же время осмотрительный, не привыкший рубить с плеча.

Видит, смотрим во все глаза на знамена, что в углу, справа от стола его. Два переходящих Красных знамени. Одно — от министерства, московское. Другое — местное, Башкирского обкома партии и Совета Министров. Впервые за всю историю треста именно у них, изгородинцев! Мы говорим, что по знаменам и о делах судят. За хорошие дела и знамена дают. Разве не так? Радуемся удаче. Записываем этот факт в блокноты. Изгородин же молчит. Даже не улыбнется. Словно все равно ему — есть знамена в его СМП или нет. Скромничает? Или тут что-то другое? Странный, непонятный, однако, человек — Леонид Владимирович Изгородин!

Хотя почему странный и непонятный? Чувствуется, он способен на доброту, отзывчивость. И простым, веселым может быть. Мы ввалились к нему в кабинет в разгар его жгучих дел и душевных тревог. Возможно, с его точки зрения, мы — люди праздные, оторванные от жизни. А то, наверно, подошел бы к нам и по-свойски, с шуткой выложил бы все откровенно: «Закройте свои блокноты, ребята! Хотите анекдот про субподрядчиков? Как их поднарядили тигра ловить? Вас знамена интересуют. Знамена — наша гордость! Люди поработали что надо, доказали, что могут хорошо работать. Но сейчас меня другое волнует. А знамена уже в прошлом. Они — история. Сейчас не за что нас хвалить. Отберут знамена-то, скоро отберут. Вспоминать только будем о них долгие годы. Жаль, конечно. И что обидно: отберут не потому, что плохо работаем. Обстоятельства мешают работать. Это вам не понять с наскоку, так что интервью не получится!»

Спрашиваем, что сейчас самое главное в работе СМП-340? Изгородин затянулся сигаретой, выпустил дым, разогнал его ладонью и уставился на нас, не собираясь, видимо, отвечать сразу. Что сказать, если ответ пойдет в печать? Говорит, наконец, — все главное! Любой пустяк — главное. Техника, материалы, мост через Белую, мост — самое главное, мост! Грунтовые воды, искусственные сооружения, люди, конечно, от которых все зависит, и многое-многое другое, что не учтено, не предусмотрено, не запланировано.