Видимо придется дышать… его Верхний умеет убеждать… Только вот вместо его смазливой рожи, старательно выискивающий что-то у него на лице, очень хотелось видеть любимую, но никак не удавалось сосредоточиться на расплывающемся силуэте позади Эйна. Тля!
Противный тремор был унизителен, а не слишком приятное тепло от выпитой настойки, до сих пор слегка царапающее внутренности, расползалось по непослушному телу слишком медленно.
Легкое шевеление вороха одеял, и ледяные пальцы Айка попали в плен маленьких нежных ручек, которые ободряюще сжались вокруг его скрюченной ладони, потирая и разгоняя кровь. Он еще не успел удивиться новому фокусу, которое вытворяло с ним его сознание, а теплые ладошки уже теребили его вторую руку… И не узнать их было невозможно… Кэйт, любимая…
Он прощен и обласкан…
Нет, ради такого он готов снова лечь под плеть, только бы это не оказалось сном…
Телу медленно, но верно возвращалась способность ощущать свое существование, правда, очень хотелось, чтобы этот полусон-полуявь подольше не заканчивались…
Раздавшиеся резкие аплодисменты испортили весь настрой…
— Браво! (в голосе Клаусийлии звучало неприкрытое ехидство, впрочем, это не мешало понять, что само представление госпоже Альцейкан понравилось). Ну все, хватит притворяться, раб! — насмешливо произнесла женщина и кивнула парням: — Поднимайте его и уводите. У нас еще не вся программа представлена.
После того, как Дэйн и Нэйклийанэ увели Айкейнури, все женщины выразительно перевели взгляд на Эйна.
Скручивать что-то внизу живота в тугой жгут возбуждения начало еще несколько минут назад, когда понял, что вот-вот все начнется. Сейчас надо было только сильнее сконцентрироваться и затянуть этот жгут так, чтобы бедра раздвигались и член уже начинал твердеть, но назвать это настоящим стояком еще было нельзя. И… Кто бы догадался вывести сестру из комнаты?! Умению Клаусийлии Эйн доверял всецело, но уйти в мазотранс в присутствии Айрин у него может не получиться. Тля!
Умоляюще посмотрел на сестру и показал глазами на дверь, ну давай же, любимая! Девушка изумленно приподняла брови… Обидится, тля! Шестьдесят плетей в полном сознании? Какая хуйня, прости меня, Матерь Сущего!
Ледышка страха начала увеличиваться в размерах где-то в области груди и упала в ноги огромным тяжеленным булыжником.
Эйн просто физически ощущал, как начинает излучать манящую всех нормальных женщин Венги смесь возбуждения, страха и покорности тому, что сейчас должно произойти. Шестьдесят плетей без мазотранса… Матерь Всего Сущего, помоги мне выстоять.
— В позицию, раб!
Если у Кэйтайрионы, когда она говорила с Айкейнури, в голосе звенела сталь, то Клаусийлия говорила спокойно, негромко, но пробирало аж до кончиков пальцев на ногах.
Обхватил руками скамейку, замер. Дэйниша рядом нет, Айрин не догадается, Кэйтайриона… Слишком погружена в свои переживания об Айке и ей не до него. Клаусийлия точно не будет заморачиваться на фиксации. А если не привязать, то, как только расслабишься, тело начнет скользить по скамейке, значит, точно рассчитанный удар может попасть под другим углом и порвать кожу. Рубцы по всей спине? Даже с учетом волшебных свойств иши, все равно тонкие полосы-шрамики останутся с ним навсегда. Значит еще один аргумент в пользу того, чтобы оставаться в сознании.
Внутри начала прорастать дикая жалость к себе, любимому, вдруг, совершенно неожиданно, оставшемуся наедине с будущей болью. Какое-то иррациональное чувство, из далекого подросткового прошлого. Когда вместе соединялись он, госпожа и инструменты для воспитания. И все его попытки покинуть тело и уйти в подпространство жестко пресекались.
Тля! Ведь уже почти тридцать… А внутри по-прежнему где-то живет этот шестнадцати-семнадцатилетний напуганный парнишка, застывшим болванчиком, смотрящий на разложенное перед ним богатство, из которого ему самому надо выбрать три или четыре инструмента для развлечения на сегодня. А госпожа, мать его жены, к слову, будет ласково шептать: «Ну давай же, умничка, выбирай. Хочешь вот этот? Смотри, какой твердый, толстый, ребристый. Тебе понравится. Возьми его, почувствуй, как он вибрирует!», и он загипнотизированным птенцом будет брать эту мощную дубину и…
Кто-то плотно пристегнул его руки друг к другу. Эйн вынырнул из кошмара воспоминаний и, открыв глаза, увидел Вила.
— Не волнуйся, Верхний, я сейчас уведу госпожу…
— Спасибо! Вил, котенок, ты только и сам тоже не возвращайся…
— Нет, я — вернусь. И буду рядом, чтобы быть уверенным, что с тобой все хорошо. Не думай обо мне. Просто ты же видел, что было с Айком? Я рехнусь под дверью и все равно буду смотреть в щелку. Не думай обо мне…
— Вы закончили прощаться? Завещание диктуешь, Эйн? Не переживай, выживешь! Твой щенок, когда еще был моим, получал гораздо больше, чем шестьдесят, и живой и целый, как видишь.