Айрин

Отта вернулась в шатер и протянула Пенеоле белый плащ.

— Спасибо, — ответила Пенеола, сворачивая его в руках.

— Он беспокоится.

— Обеспокоенный Райвен! Очень интересно…

Пенеола осеклась, потому как впервые назвала этого человека по имени. Это получилось спонтанно и бессознательно, но Пенеола оказалась к этому не готова. Заменяя его имя словами «югуанин» или «зрячий» она обезличивала его персону, ограждая себя от тягостных мыслей и ненужных эмоций. Этот «Райвен» был реальным, живым… Как будто, Райвен Осбри и просто «Райвен» были совершенно разными людьми. Пенеола продолжала улыбаться, глядя на Отту, но внутри что-то становилось не так…

— А он довольно быстро тебя нашел, — нарушила тишину Отта.

— Наверняка следил за нами все это время.

Отта прищурилась, но говорить ничего не стала. Неприятный внутренний дискомфорт Пенеолы лишь усиливался. Она вспомнила тот момент, когда Райвен Осбри застал ее врасплох. Это странное чувство, скорее всего, называлось стыдом. Пенеола не помнила, чтобы когда-нибудь испытывала его. По мере того, как Отта продолжала молчать, наигранная веселость стала покидать Пенеолу, сменяясь более привычным ощущением собственной «грешности». Стремление Пенеолы совершать правильные, с ее точки зрения, поступки всегда оправдывало средства, которыми она достигала своих целей. И стыда за действия, которыми нормальный человек вряд ли бы стал гордиться, у Пенеолы никогда не возникало. Да, она могла утаить важную информацию от своих подопечных, полагая, что неведение приведет их к успеху, даже если шансы на удачную развязку весьма призрачны. Пенеола могла устроить обыск на корабле и изъять всю «травку», с помощью которой снимали стресс ее сослуживцы. Все потому, что бой в космосе мог начаться в любой момент, а после групповой «прокурки» внимание людей улетучивалось вместе с едким дымом. Она жертвовала жизнями других людей, хотя, Юга свидетель, если бы была возможность их спасти, она бы сделала это. И теперь, глядя в ярко-синие глаза уже не маленькой, но все еще не взрослой Отты, Пенеола испытывала стыд и сожаление за то, что смогла ударить спящего Райвена по груди, представляя, как вонзает нож в его тело. Опять она назвала его по имени… Жар греха прилил к щекам Пенеолы, а ком, застрявший поперек горла, стало невозможно сглотнуть.

— Если уродство — это наказание за грехи, — произнесла Пенеола, — насколько же велик мой грех в глазах твоего народа?

Отта отвела глаза и отвернулась.

— Разве, имеет значение, насколько велик твой грех в глазах окружающих?

— Если окружающие отворачиваются от тебя, имеет, — пожала плечами Пенеола.

— Не нужно верить в их законы, чтобы научиться по ним жить. Поймешь это — сохранишь разум. Не поймешь — утратишь либо себя, либо свою жизнь.

— Странно слышать подобные высказывания от ребенка.

— Дети взрослеют тогда, когда их покидает детство. Меня детство покинуло давно.

Пенеола опустила глаза и взглянула на свои руки. Отрава, под названием «стыд» окрасила их в багровый оттенок, раздувая прямо на глазах изумленной Отты. Вот-вот, и кожа на руках Пенеолы лопнет, а ее ядовитая кровь испачкает скверной жилище этих незнакомых ей людей.

— Пенеола? — словно издалека позвала ее Отта. — Пенеола!

* * *

После странной беседы с маленькой девочкой, Райвен не спешил возвращаться в шатер. Наказание должно соответствовать проступку. Однако, судя по реакции Айрин, она этого не поняла. Райвену казалось, что она справилась со своей ненавистью к нему и подавила ее. Однако, ее мысли и поступки свидетельствовали об обратном. Изумление, которое он испытал, открыв свои глаза, вывело его из состояния внутреннего равновесия и примирения с самим собой. Неужели только темные мысли о возможности лишить его жизни способны сотворить невозможное и вернуть Айрин ее прежний облик? Перед взором Райвена то и дело возникала картина, как Айрин, спохватившись, смотрит на него и не замечает, что больше не уродлива. А потом поднимается на ноги и по мере того, как ищет оправдание своему поступку, начинает вновь покрываться рубцами, возвращая себе свой прежний устрашающий облик. Загадки Пире всегда отличались изощренностью. Что может быть остроумнее и проще, чем закодировать оболочку, внушив ей ненависть к человеку, которого она никогда не сможет убить? Очевидно, его смерть от руки Пенеолы и есть ключ к воспоминаниям Айрин Белови. А это значит, что Пенеола Кайдис никогда не сможет стать Айрин Белови. Никогда…

— Господин! Господин Райвен!!!

Райвен обернулся к коренной девчушке, бегущей за ним следом со всех ног.

— Что-то случилось? — безучастно, произнес он и тут же спохватился, поворачивая назад и переходя на бег. — Твою мать! Что опять с тобой не так?!

* * *

Пенеоле было трудно дышать. Взгляд сфокусировался на дырявом куполе шатра, а слух пронзал свист, доносящийся из ее собственной груди. Она вцепилась в свое платье, сминая его набухшими пальцами, на которых появились волдыри. Такой сильной реакции своей кожи на ультрафиолет Пенеола не могла припомнить. И, что более странно, она развилась на несколько часов позже обычного.