Айс и Ангел

Боюсь, тогда на меня нахлынуло безумие, хотя я почти ничего и не помню, кроме воспоминаний о сверкающем гневе, который заполнял меня всю, даже в те моменты отдавая моему измученному телу и душе отчет о боли, которую, я знаю, я чувствовала. В тот момент я ненавидела их всех. Ненавидела Пони за то, что она не дала мне надежду, ненавидела Айс и Ангела за то, что они умерли, но больше всего я ненавидела себя за то, что продолжала жить. Это уже не имело большого значения, потому что то краткое безумие не дало мне ничего, кроме потребности в ограждении от возможности "причинения себе вреда" снова. Если верно, что человек может умереть, лишь захотев этого, то, вероятно, сей факт не был включен в мое генетическое наследие, поскольку, я полагаю, никто не желал смерти так, как этого хотела я. И все же мое предательское тело игнорировало мои пожелания и становилось все более сильным, пока не пришло время, когда я почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы выписаться из больницы.

А мир продолжал кружиться.

Поскольку мое тело все еще заживало, я ушла в себя и отказывалась говорить даже с самыми близкими мне людьми. Однако я продолжала выяснять все, что возможно о событиях, происходящих вокруг меня. И, в частности, о событиях в Пенсильвании.

Колеса правосудия действительно вертятся медленно, но, в конечном счете, неизбежное случилось. Кавалло давал показания в суде, и в результате правительство ушло в отставку. Несколько высокопоставленных чиновников отправились в тюрьму из-за полного списка их преступлений, а другие предпочли позор перспективе длинного тюремного заключения. И, благодаря Доните, люди запомнили и Айс, и Ангела, а также ту помощь, которую они оказали. С устойчивым политическим давлением, которому помогли вездесущие средства массовой информации, губернатора, наконец, прижали, и он согласился дать посмертные извинения двум женщинам, а также вычеркнуть упоминания об их криминальном прошлом из их досье.

Айс, наконец, получила полное прощение за свои грехи.

Если бы она только была жива, чтобы узнать об этом.

Донита прислала мне эти извинения две недели назад. Они теперь висят на стене гостиной, и все могут их видеть. Я никогда не прохожу мимо них, чтобы не остановиться и не коснуться кончиками пальцев выделенных красным шрифтом имен этих двух женщин, которых я люблю. Эти кусочки бумаги, такие незначительные по большому счету, были бы единственным мемориалом, если бы не журналы, альбомы и мои собственные воспоминания

Монтана, Криттер, Пони и остальные поддерживают со мной отношения, и еженедельные разговоры по телефону – это все, на что я соглашаюсь кроме кратких бесед с Ниа. Все они делают то, что и можно было от них ожидать.

Мир крутится, и жизнь продолжается.

Только старое и больное оказались поглощены в ловушке застывшего времени, и мысль эта вызывает слезы.

Донита тоже продолжает контактировать со мной, хотя ее занятая жизнь ограничивает количество звонков по телефону. Мы общаемся главным образом через письма, в которых, каким-то образом, я нахожу успокоение.

Написание письма – забытое искусство, и мне грустно видеть, как оно исчезает.

Она часто старается улучшить мое настроение разной ерундой и постоянно отчитывает меня за то, что я позволяю себе разочаровываться в жизни. Ее угрозы, конечно, имеют на меня минимальное воздействие, хотя я и ценю то, что она нашла время, чтобы высказать их. Иногда я жалею о том каменном грузе, который я несу, но мне кажется, она понимает. Мы связаны нашей любовью и уважением к двум необычным женщинам, и это прощает недостатки.

Я получила другое такое письмо – совсем маленькое, правда – от нее сегодня, и содержимое, хотя ни в коем случае не исключительное, вызвало болезненные воспоминания. Но, возможно, эта поездка в прошлое поможет хоть немного освободиться от демонов боли и вины, которые все еще изводят меня.

В конверт была вложена фотография заходящего над каким-то тропическим раем или чем-то вроде этого солнца.

Я полагаю, это действительно красиво, если вы умеете наслаждаться подобными вещами. Фотография была завернута в маленький кусочек неровно оборванной бумаги, содержащей билет на самолет и два слова.

Маленькие слова. Совсем простые. Ничего не значащие по отдельности, но, соединенные вместе, они способны вновь разжечь пламя надежды, слабо танцующей в сердце, уставшем от жизни. Возможно, моя вера в них – это просто глупая слабость. Но даже если так, я с гордостью буду носить звание дурака и прокляну всех, кто думает иначе.

Билет на остров Бонэйр, где-то на юге Карибского моря. Я представила, что этот остров один из тех, что запечатлены на фотографии, зажатой в моей руке.

Слова?

Их просто написать, даже больной рукой.

Но они достаточно неожиданны для того, чтобы я нарушила свой долгий обет молчания и выкрикнула их во всю силу своих легких.

"Возвращайся домой".

Конец.

ЭПИЛОГ: