Айседора Дункан. Модерн на босу ногу

Меж тем на фронте начали происходить некоторые подвижки, которые следовало считать скорее хорошим знаком, нежели плохим. У немцев не хватало сил окружить Париж и французскую армию. Каждый метр земли давался германским солдатам немалой кровью. В результате войска вымотались, фронт растянулся, то тут, то там стали заметны бреши, которыми тут же воспользовались французы. Не хватало резервов, еще немного, и Германию ждало бесславное поражение, но командующий немецкими войсками вовремя сократил фронт наступления и, отказавшись от бесплодной идеи совершать охват французской армии, повернул войска на восток севернее Парижа, ударив в тыл основным силам французов. Правда, таким образом немцы подставили свой правый фланг и тыл под удар французской группировки, сосредоточенной для обороны Парижа. Разумеется, французы тотчас ударили по этой незащищенной части, началась Первая битва на Марне, в которой союзникам удалось переломить ход войны в свою пользу и отбросить немецкие войска от Вердена до Амьена на 50—100 километров назад. С 29 сентября по 9 октября бои шли вдоль реки Скарпы, с 9 по 15 октября раненых и убитых везли из-под города Лилля, с 18 по 20 – на реке Изер, и с 30 октября по 15 ноября у Ипра проходили сражения.

В один из холодных ноябрьских дней Айседора решила осуществить давний план и разыскать отказавшего ей врача: «Доктор, что вы имеете против меня, что не пожелали меня навестить, когда я вас приглашала? Разве вы не знаете, что я действительно больна и нуждаюсь в помощи?» – спросила она в спину склоненного над какими-то записями мужчины.

Он вздрогнул и обернулся к Дункан. Невысокий, очень широкий в плечах, с черной бородкой клинышком и кустистыми бровями, гном из какой-то оперы Вагнера. Но это был сильный, боевой гном. Некоторое время он смотрел на Дункан с отсутствующим видом и потом вдруг набросился на гостью, покрывая ее лицо, шею и грудь поцелуями:

«Вы не больны, – вскричал врач, – больна только ваша душа, больна без любви. Единственное, что может вас вылечить, – любовь, любовь и еще раз любовь!»

Так начался их роман. Доктора звали Анри, позже Дункан узнает, что единственной причиной, по которой он отказался прийти к ней в гостиницу, был стыд. Ведь это был тот самый доктор, который уверял ее, будто сумеет спасти ее детей. Обещал, хотя любой на его месте сказал бы сразу – шансы равны нулю.

Любила ли она Анри? Он был ей необходим. Кто-то должен находиться рядом, во всяком случае, когда человеку плохо. Анри приходил после работы в госпитале, иногда брал ее с собой на ночное дежурство. День ото дня Айседора наполнялась энергией жизни, но при этом сам вид Анри постоянно заставлял ее возвращаться в тот день, когда она узнала о смерти детей.

С наступлением холодов Дункан написала в «Бельвю», прося прислать ей теплые вещи. Каким-то образом сундуки были перепутаны, и вместо своих вещей она получила одежду Дердре и Патрика. Айседора упала в обморок, из которого ее вывел все тот же Анри, вернувшийся в черно-белый дом после работы. Дункан лежала возле распахнутого сундука. Поняв, что произошло, Анри отнес ее в соседнюю комнату, распорядившись уничтожить сундук со всем его содержимым.

Никто не пытался выяснить, случайно ли прислали детские вещи или это был намеренный, хорошо рассчитанный удар по Дункан, но после этого случая она поняла, что больше не может оставаться во Франции. Да и положение на фронте не радовало. Все, что могла сделать в этой ситуации Дункан, – это прежде всего сохранить себя, и если получится агитировать, но не французов, а тех же американцев. Выступать под «Марсельезу», произносить страстные речи, формировать общественное мнение. Ну и самое главное – быть рядом с детьми своей школы. Случись что с Айседорой, большинству из ее воспитанников некуда было бы податься. Поэтому она устремилась в Нью-Йорк.

От Ливерпуля Дункан добиралась в США океанским пароходом. На пристани ее встречали Елизавета и Августин. Школа располагалась на 4-м авеню в огромном ателье, которое снял Парис. Здесь Айседора снова начнет выступать на сцене, бежавшая от ужасов войны, она, вместо того чтобы забыть обо всем, станет призывать Америку опомниться и обратить наконец взор на истекающую кровью Францию. В конце одного из своих выступлений в «Метрополитен» она завернется в красную шаль и станцует под «Марсельезу». А на следующий день Августин принесет ей газету со следующими словами: «Мисс Айседора Дункан заслужила бурные овации, исполнив с необыкновенным порывом “Марсельезу” в конце программы. Публика встала с мест и несколько минут подряд приветствовала ее криками ура… Она подражала классическим фигурам на Триумфальной арке в Париже. Ее плечи были обнажены так же, как и один бок до пояса, и перед зрителями воочию предстала дивная статуя знаменитой арки. Публика разразилась аплодисментами и криками “браво” в честь благородного искусства». Тем не менее с этого дня Айседоре было официально запрещено исполнять «Марсельезу» во всех городах Америки.