Айседора Дункан: роман одной жизни

До отъезда в Россию оставалось три месяца. Айседора воспользовалась передышкой и совершила турне по Германии. Начала с Гейдельберга, где Тоде читал лекции. Между репетициями она ходила в университет слушать Генриха. Днем студенты заполняли аудитории, чтобы слушать лекции о Микеланджело и итальянском Возрождении, а вечером аплодировали Айседоре в городском театре. Так молодежь объединяла в своем восхищении новаторские идеи писателя и хореографические открытия танцовщицы. Их часто видели вместе беседующими на «Тропе философов» вдоль берега Неккара. Вернувшись на виллу Филипсруэ, Айседора никак не могла остаться наедине с собой из-за нескончаемых приемов и встреч. Какая-то неожиданная жизнерадостность охватила ее; она пользовалась любым поводом для развлечений. Именно тогда при необычных обстоятельствах познакомилась она с королем Болгарии Фердинандом. Все присутствующие на вилле Ванфрид встали при его появлении, Айседора продемонстрировала свои демократические убеждения и осталась сидеть, хотя сосед и толкал ее в бок, шепча на ухо:

— Встаньте же, встаньте, это — король Болгарии!

Он вошел в полной тишине. Полулежа на софе, Айседора раскинула руки, с вызовом оглядывая всех и очаровательно улыбаясь. Юная и дурно воспитанная дочь Америки бросала вызов германской аристократии. Фердинанд Болгарский подошел к ней, попросил разрешения сесть рядом и начал рассказывать о своих всемирно известных коллекциях древнегреческих находок. Собравшиеся с изумлением взирали на беседующую пару. Айседора поделилась своим замыслом создать школу, специализирующуюся на возрождении античных танцев.

— Какая прекрасная мысль, — воскликнул король. — Почему бы вам не приехать в мой дворец на Черном море, где вы могли бы открыть школу?

— С радостью, ваше величество. Но это так далеко. Почему бы вам не приехать ко мне поужинать завтра вечером?

Гости чуть не поперхнулись.

В полночь следующего дня в Филипсруэ слышались громкие голоса, взрывы хохота, ржание коней, звон шпор: король в военном мундире и сапогах приехал в сопровождении свиты. Навстречу ему выбежала Айседора с верной своей Мэри. Ужин при свечах, шампанское, прогулка под луной в парке. Король обнимает Айседору, в кустах слышатся звуки поцелуев, шепот нежных слов. Вернувшись на виллу, она приглашает его в свою спальню и проводит с ним остаток ночи. Не потому, что Фердинанд так уж ей понравился. Скажем прямо, он не в ее вкусе; ей неприятен его нос, похожий на клюв коршуна, слишком большой рот, его шумное веселье и грубые манеры. Но когда он обнимает ее и смотрит в упор своими кошачьими глазами, она улавливает в них огонек загнанного зверя. Сначала это ее интригует, а когда она понимает причину, то даже трогает. Его величество Фердинанд Болгарский боится. Всего боится. Трех свечей в подсвечнике на столе. «Это дурное предзнаменование!» — восклицает он. Белой дамы. «Она всегда приносила несчастье Габсбургам». Его преследует страх перед покушением. Это его ахиллесова пята, его секрет. Айседора привлекает его к своей груди, целует в губы, успокаивает, отдается…

— Какая у него сильная натура! — восхищается Мэри на следующий день. — Настоящий жуир.

— Да… — задумчиво отвечает Айседора… — суеверный жуир… Напоминает мне мальчика, потерявшегося в темноте и ругающего небо, чтобы не умереть от страха.

Фердинанд приезжает чуть ли не каждую ночь. Порой он встречает в холле слоноподобного гиганта, тенора вагнеровских опер фон Барри, страстно влюбленного в Мэри Дести. Однажды король, лежа рядом с мирно спящей Айседорой, проснулся от страшного шума. Предрассветный сумрак разорвал голос Барри — фраза из партии Парсифаля: «Рана! Амфортас! Рана!»

Медленно приближалась зима. А с ней кончалось пребывание в Байройте. Через несколько дней надо будет собирать багаж, прощаться с Филипсруэ, с виллой Ванфрид, с Козимой и Генрихом… Возвращаться в реальную жизнь… Выходить из магического крута. В поезде, увозящем ее в Санкт-Петербург, Айседора спрашивала себя, не очнется ли она, одетая в сверкающие латы, со шлемом на голове и с длинным щитом, закрывающим тело, у подножия Вальхаллы, где восседает бог Один… Розоватый туман рассеивается в долине. Спускаясь с холма, что рядом со скалой, Зигфрид приближается к спящей, развязывает шлем, длинные кудри Брунхильды рассыпаются, словно золотые кольца. Склонившись над ней, он касается устами ее губ. Тут дочь Одина открывает глаза, медленно выпрямляется и, воздев к небу руки, приветствует землю и небо:

Привет тебе, солнце!
Привет тебе, свет!
Привет тебе, яркий день!

Айседору убаюкивает ночное движение поезда. Ритмичный стук колес упрямо повторяет: «Святой Фран-циск Ас-сиз-ский… Святой Фран-циск Ассиз-ский…» Покачивание вагона словно подчеркивает ударные и безударные слоги. Она тщетно пытается прогнать их, заменить другими. Но они упорно возвращаются с назойливой регулярностью: «Святой Фран-циск Ассиз-ский… Святой Фран-циск Ассиз-ский…».

— Что за глупость, — злится она. — Дался мне этот святой Франциск Ассизский.