Айседора: Портрет женщины и актрисы

Они возобновили прерванные гастроли в Самаре, на Волге. Практически сразу все пошло вкривь и вкось. Занавес не прибыл, публика была бесстрастной, расходы на гостиницу ужасные, и все довершала тропическая жара. Письма Айседоры Ирме в Москву — живая летопись этих несчастных гастролей. Они были, за небольшими исключениями, полностью приведены в книге Ирмы об Айседоре⁴¹, а также в более поздней биографической книге Аллана Росса Макдуголла⁴², поэтому здесь приводятся лишь частично⁴³:

«Ташкент, 10 июля 1924 г.

…Снова нет отеля. Мы здесь уже два дня: бродим по улицам, страшно голодные. Зино [Зиновьев, ее менеджер] и Мейчик [пианист] спали в театре. А я в домике рядом, без воды и туалета. Наконец мы нашли комнаты в этом ужасном отеле, полном клопов. Мы такие побитые, как будто чем-то больны…»

«Ташкент, 19 июля.

Получила твою телеграмму и узнала, что Яшенька в Москве!!! Ради Бога, разыщи его и попроси выслать телеграфом деньги в долг. Мы приехали сюда, потому что Зино, как идиот, поверил двум мужчинам, приславшим телеграмму о том, что перспективы «великолепные». Его, наверное, нанял балет, чтобы окончательно уничтожить нас».

«Екатеринбург, 4 августа 24 г.

Ты не можешь знать, что такое кошмар, пока не увидишь этот город… Наши два выступления закончились полным провалом. Мы, как обычно, на мели и не знаем, куда податься. Здесь нет ресторанов, только «общепит», и нет парикмахерских. Единственный оставшийся ископаемый «парикмахер», сжигая мои волосы дрожащими пальцами, уверял меня в том, что здесь не осталось ни одной дамы, их всех постреляли.

Мы видели дом и подвал, где убили известную семью. Их психозом пропитана вся атмосфера. Нельзя вообразить себе ничего более страшного».

«Вятка, 12 августа.

У нас нет расходов; мы приехали сюда без копейки. Это деревня с ужасным отелем. Жуткие клопы, мыши и прочие прелести… У меня нет ни одеколона, ни мыла, ни зубной пасты вот уже месяц. Кровати здесь сделаны из досок и чрезвычайно переполнены».

Во время этих ужасных гастролей даже невероятные трудности, которые сопровождали Айседору на каждом шагу, не помешали ей заметить и красоту окружающей природы, и какие-то забавные аспекты их ситуации. («Я продолжаю шутить, никто этого не ценит, но это моя ирландская натура».) Как бы она ни уставала, вид детей, нуждавшихся в помощи, тут же приводил ее в чувство. «Я на последнем дыхании» — таково ее обычное вступление в письмах тех дней. «Сегодня я была в детской колонии и дала им урок танца. Их жизнь и энтузиазм поистине трогательны — они все сироты»⁴⁴. И пока она бомбардировала Ирму в Москве просьбами и инструкциями («Нет ничего нового о занавесях. Пошли телеграмму и узнай, что с ними…»)⁴⁵, она находила время, чтобы успокоить своих коллег и себя заодно: «Мужество — это длинная дорога, но свет впереди… Эти крошки в красных туниках [ученицы] и есть будущее.

Поэтому работать для них — счастье. Вспахать землю, посеять семя и подготовить все для новых поколений, которые будут жить в новом мире. Что еще стоит делать?.. С вами я заглядываю в Будущее. Оно там — и мы еще будем танцевать Девятую симфонию»⁴⁶.

Айседора вернулась в Москву в конце августа, утомленная долгой поездкой и счастливая оттого, что снова оказалась дома. Все лето, под покровительством ее друга, товарища Подвойского, комиссара физической культуры, девочки из ее школы выступали с показательными уроками на стадионе на Воробьевых горах для детей рабочих. Теперь, узнав о возвращении Айседоры, девочки-учительницы и их ученики, около пятисот сильных, одетых в красные туники малышек, собрались под ее балконом на Пречистенке, 20, выкрикивая приветствия и танцуя. «Потом оркестр грянул «Интернационал», и все дети стали танцевать, держа над головой сжатые кулачки. Айседора плакала, глядя на них»⁴⁷.

Это было доказательством того, что, несмотря на все трудности и разочарования последних месяцев, ее приезд в Москву был не напрасен. Айседору бесконечно тронули счастье и энтузиазм этих детей. Наконец она воочию увидела то, ради чего приехала в Россию: свободные движения пяти сотен энергичных детей, приносившие им радость, были для них естественными, как для беззаботных птичек, парящих в воздухе.

НЕЗРИМОЕ ЗНАМЯ 1924

Вернувшись в Москву, Айседора приступила к созданию новой программы для своих учениц. Однажды в приступе вдохновения она составила целый ряд танцев на музыку революционных песен¹: «Смело, товарищи, в ногу»;

«Раз, два, три»;

«Молодая гвардия»;

«Кузнецы»;

«Дубинушка»;

«Варшавянка» («В память о 1905 годе»);

«Юные пионеры».

Поскольку это ее последние работы и они знаменуют собой дальнейшее развитие ее стиля, эти композиции требуют более детального обсуждения.

Фернан Дивуар, позднее видевший эти работы на концерте 3 июля 1929 года в Париже, где ученицы московской школы были на гастролях, писал:

«Нужно сказать, что впечатление было ошеломляющее.