Айседора: Портрет женщины и актрисы

Это было уже не в первый раз, когда Айседора оказывалась на мели. Но раньше она была способна шутить над своими трудностями, а теперь резервы ее сил были исчерпаны. Ее письмо заканчивается так: «Пусть все катится к черту!!! Я все время думаю о том, какой яд самый безболезненный. Мне бы не хотелось принять какой-нибудь страшный». По-видимому, она обратилась за помощью к своей сестре Элизабет, поскольку в этом же письме она пишет: «Элизабет очень хорошая, но у нее нет ни пфеннига». Через все ее письма, как печальный рефрен, проходят упоминания о ее брате и сестре, живущих в Европе. Их отношения портились по мере того, как она обращалась к ним за помощью: «Элизабет не в состоянии помочь, потому что она очень занята, и у нее нет ни су». «Я телеграфировала Раймонду, но он в Ницце и, по-видимому, не может или не хочет ничего сделать». «Элизабет бросила меня и отправилась навестить богатого друга в Вене. Меня даже не впустили в ее школу в Потсдаме»². То, что они не откликались на просьбы Айседоры, можно понять. Ее крайняя неорганизованность в финансовых вопросах отпугивала всех, кто хотел ей помочь. Однако они были ее семьей и в прошлом не раз принимали помощь от нее. Августин, живущий в Америке, в конце концов стал посылать ей ежемесячно деньги, пока у него была такая возможность³.

Из всей семьи Августин был ближе всех Айседоре. Как бы они все ни отличались друг от друга, перед лицом невзгод, обрушившихся на семью извне, они всегда были «кланом Дунканов», который противостоял всему миру. (Однако процесс, который начал Раймонд против учениц Айседоры за использование фамилии Дункан в период напряженных отношений между Айседорой и девушками, явно выходит за рамки их семейных проблем.) Августин особенно трепетно относился к оказанию помощи Айседоре со стороны семьи. Он несколько раз прерывал собственную карьеру, чтобы прийти на выручку к Айседоре, когда та нуждалась в этом. Он был настолько справедливым, что вне зависимости от взаимоотношений между Айседорой и ее ученицами или между Айседорой и братом или Элизабет он и его жена Маргарита всегда оставались в ровных, хороших отношениях со всеми.

Айседора очень ценила благородство Августина. Своей подруге Бернардине Зольд Фриц⁴ она сказала как-то, что он святой. Гус недавно ослеп, ему стало трудно работать, и его помощь, предложенная в такую минуту, требовала от него больших жертв.

Письма Айседоры Ирме из Германии звучат куда более отчаянно, чем те, которые она писала во время ужасных гастролей в Туркестане. Там, по крайней мере, с ней рядом были ее менеджер и пианист Мейчик, а также была надежда, что ее гастроли помогут школе. По всей вероятности, материальные трудности она переносила гораздо легче, чем душевное одиночество и невозможность работать, поскольку писала из Берлина: «Я готова покончить с собой… Я страшно одинока и отдала бы все, чтобы оказаться в этой «ужасной комнате» на Пречистенке»⁵.

В преподавании Айседора всегда находила утешение для себя. Она нуждалась в том, чтобы любить и отдавать, и ее педагогическая деятельность была способом отдавать, делиться любимыми вещами с детьми или людьми, о которых она заботилась. В ее семье обучение всегда было равносильно выражению любви. Ее мать учила своих детей музыке и литературе, маленькие Дунканы учились на предметах искусства, принадлежавших их отцу. И сколько бы раз Айседора ни любила, в ней всегда была сильная потребность учить и учиться у своего возлюбленного. Она и Крэг всегда обменивались своими литературными и художественными удачами, проверяя их друг на друге и черпая друг у друга идеи. То, что они делились впечатлениями о книгах, картинах, сценариях, стихотворениях и музыке было неотъемлемой и важной стороной их любви. Так же было и с Руммелем, и с Бауэром. Есенину она стремилась показать красоту Европы и Америки, а еще в большей степени стремилась сделать так, чтобы мир узнал его поэзию.

В течение своей жизни она часто сталкивалась с конфликтом, возникающим между любовью и искусством, как, например, когда она была вынуждена из соображений своей артистической карьеры уезжать на гастроли, покидая своего любимого. Когда же Айседора занималась преподаванием, любовь и искусство пребывали в гармонии. Занимаясь с детьми, она с большей легкостью переносила разлуку с Есениным, поскольку ее потребность любить была удовлетворена. Позже она призналась Шнейдеру, что пребывание в России было счастливейшим периодом ее жизни. В Германии она была лишена своей работы, ответственности за детей, общества своих единомышленников и оказалась лицом к лицу с равнодушной, а иногда и жестокой публикой.

Симпатизирующий ей, но беспощадный критик, посетивший концерты Айседоры в Блютнер-зале, высказал несколько предположений по поводу прохладного приема ее танцев в Берлине. Фред Хильденбрандт в «Берлинер тагеблатт» от 4 октября писал, что выступление началось позже, чем было объявлено, потому что «дирижер, который должен был выступать, пропал, его заменили другим, и у танцовщицы не было времени прорепетировать».