Айша. Возвращение Айши. Дочь Мудрости.

Пока я радовался замечательной энергии моего новообретен-ного «я», откуда-то издалека донесся устрашающий гул — этот гул становился все громче и громче, пока не обратился в грохот и рев, который воплотил в себе все самое ужасное и в то же время великолепное, что только может быть в звуке. Грохот и рев все ближе и ближе, совсем уже рядом, и кажется, будто это катится колесница грома, влекомая конями молний. И неожиданно перед нами возникает ослепительно-яркое многоцветное облако, оно медленно поворачивается, а затем, сопровождаемое все теми же громовыми раскатами, удаляется неизвестно куда.

Мы все были так потрясены этим поразительным зрелищем, что упали на колени и спрятали лицо в песке; только Она продолжала стоять, простирая руки к огню.

— О Калликрат, — сказала Аиша, когда многоцветное облако скрылось, — настал великий миг. Когда пламя снова вспыхнет перед нами, ты должен в него вступить. Сбрось все свои одежды, потому что пламя спалит их, хотя и не может повредить тебе. Ты должен простоять сколько выдержишь, старайся вобрать пламя в самую глубь сердца, подставляй ему все тело, чтобы ничего не потерять из даруемой им силы. Слышишь меня, Калликрат?

— Я слышу тебя, Айша, — ответил Лео. — Я не трус, но, признаюсь, этот бушующий огонь внушает мне страх. Откуда мне знать, не сожжет ли он меня дотла, так что я утрачу не только свою бренную плоть, но и тебя. И все же я готов исполнить твое желание, — добавил он.

Айша на минуту задумалась, затем сказала:

— В твоем опасении нет ничего удивительного. Скажи мне, Калликрат, если я в твоем присутствии вступлю в пламя и выйду из него невредимая, обретешь ли ты необходимую решимость?

— Да, — ответил он, — я вступлю в пламя, даже если мне суждено погибнуть. И не откажусь от своего слова.

— И я тоже! — вскричал я.

— Что я слышу, мой Холли! — Она громко рассмеялась. — Ты же говорил, что не хочешь долголетия. Что же заставило тебя переменить это решение?

— Не знаю, — ответил я, — но я испытываю непреодолимое искушение войти в огонь и жить долго.

— Ну что ж, — сказала она, — я вижу, в тебе еще сохранились проблески ума. Смотрите, сейчас я вновь омоюсь в живительном пламени. Может быть, я смогу стать еще прекраснее и удлинить срок моей жизни. Если нет, то со мной не произойдет ничего плохого... Есть и еще одна, более важная причина, — продолжала она после короткой паузы, — почему я хочу омыться в пламени. Когда я сделала это в первый раз, мое сердце было переполнено страстью и ненавистью к египтянке Аменарте; с того самого злополучного часа страсть и ненависть неизгладимо отпечатались на моей душе, тщетно я пыталась от них освободиться. Но теперь все иначе. Я счастлива, ничто не нарушает чистоты моих мыслей, и так будет всегда. Вот почему, Калликрат, я собираюсь совершить вторичное омовение: я хочу освободиться от всякой скверны и стать достойной тебя. И ты тоже, вступая в огонь, очисть свое сердце от зла, пребудь в сладостном довольстве и спокойствии. Освободи крылья своего духа, углубись в божественное созерцание: вспоминай о поцелуях матери, сосредоточь мысли на высочайшем благе, которое когда-либо парило в безмолвствующих небесах твоих снов. Ибо из семени того, что ты есть сейчас, в этот решительный миг, произрастет твое грядущее бессмертное «я».

Готовься же, готовься! Так, будто пробил твой последний час и тебе предстоит переправа в страну теней, а не вступление — через врата славы — в царство новой, прекрасной жизни. Готовься же, я говорю!

Глава XXVI. ЧТО МЫ УВИДЕЛИ

Пока Айша собиралась с силами для предстоящего ей испытания огнем, мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, в безмолвном ожидании. Наконец откуда-то издали послышались первые, еще негромкие, отголоски гула, который все усиливался и усиливался, пока не превратился в оглушительный, хотя еще отдаленный, шум. Айша быстро сбросила покрывала, расстегнула золотой пояс в виде змеи, распустила свои прекрасные волосы, которые, как одежда, закрыли все ее тело, сняла под их прикрытием платье, а затем надела пояс поверх густой массы волос. Она стояла перед нами, как некогда Ева перед Адамом, в облачении своих пышных локонов, перехваченных золотой опояской; у меня нет слов передать, как хороша она была — и как божественна. Все ближе и ближе подкатывалась колесница грома, и, когда она была уже рядом, Айша выпростала свою белую ручку из-под темного покрова волос и обвила шею Лео.

— О мой любимый, о мой любимый, — прошептала она. — Узнаешь ли ты когда-нибудь, как сильно я тебя любила и люблю? — Она поцеловала его в лоб и встала на пути Огня жизни.

Я помню, как глубоко тронули меня ее слова и поцелуй в лоб. Поцелуй был материнским и, казалось, заключал в себе благословение.