Смех-то в том, что имя рода дается иногда и по хозяину. Не из рода ты тех самых графов, а просто – мог твой предок навоз у них выгребать, вот и отгадка. Приблудился, подкинули, к примеру, младенца, вот и записали его Галикстом. Вроде и по месту рождения, а может, и погулял кто…
Но что-то я сомневаюсь, что благородная графская кровь риолонцев будет тиртанцами продолжаться. Могли бы и кого поближе подобрать. И поблагороднее.
На этих же за перестрел написано – быдло.
Мы и сами не аристократы, но есть крестьяне, есть горожане, а есть – вот такое… нет, мне эта семейка не нравилась.
И не только мне, кстати. То-то Ракаш глаза закатил, видимо, наслушался уже про Галикстов.
– А чем вы занимаетесь? – вежливо спросила я.
– Резьбой по дереву! И вообще, я из дерева что угодно сделать могу, я и столяр, и плотник… вот!
Предъявленное «вот» впечатляло.
Галикст похлопал по боку сундука, стоящего неподалеку.
Я смолчала, а вот Корс непочтительно хрюкнул.
Вроде бы и подогнаны были дощечки, и отполированы, но здесь щепка, там заусенца, тут заноза, а еще между дощечками при ближайшем рассмотрении обнаружились щели малым не в палец, кое-как законопаченные чем-то вроде смолы. И замок так висел на петлях, что казалось, сейчас они вырвутся из крышки и упадут кому-то на ногу.
Папа о таких хорошо отзывался. Называл детьми кальмаров, потому как и руки и ноги – все из задницы растет.
– А он к заднице не липнет?
Корс ляпнул ладонью о сундучок, желая проверить свое предположение, и тут же взвыл, затряс ладонью.
– Шань, а у нас иголка далеко? Кажется, я занозу поймал.
– А вот не будешь лезть к чужому имуществу, – наставительно погрозила я пальцем.
Не подействовало.
Пришлось вытаскивать занозу, оттирать изляпанную смолой ладонь, и все это под злым взглядом плотника графского происхождения. Так и тянуло от него дурной краснотой, с коричневыми прожилками – это не настоящая подсердечная злоба, как у той же Рианы, это совсем другое, хоть и схоже на вид.
Просто дурак. А дуракам неуютно рядом с теми, кто это понимает.
А жена у него и правда серая, все ей безразлично. Такое тоже бывает, оказывается. Только зачем – такое? Серые чувства, серая жизнь…
Я подумала, что за время путешествия опыта наберусь, на людей посмотрю, и принялась помогать с ужином. Раскладывать ложки и миски, резать хлеб, лук, сало тоненькими ломтиками.
Отец его не любил и не признавал, но зимой лучше ничего и не придумаешь. Кладешь на хлеб кусочек сала, сверху посыпаешь лучком, и никаких королевских креветок не надо. А если еще с мороза придешь, или с собой хлебушек в лес возьмешь, достанешь, потом только пальцы оближешь.
Вкусно.
Ирш косился на меня неприязненно. Корс закусил кусок хлеба с салом, и я подвинула братику чашку с кашей.
– Кушай.
А то знаю я братца. Вкусняшки мы слопаем, а на остальное уже ни аппетита, ни живота не хватит.
Пшенка с мясом, хоть и была непривычной, но вкусной. Корс орудовал ложкой так, что за ушами трещало. Ирш неприязненно косился на меня.
А когда Корс предложил его сыну:
– Попробуй! Вкусно! – и показал сало на хлебе, Ирш вообще сморщил нос.
– Не приучайте моего сына к плебейской еде.
У меня слов не нашлось. Я промолчала, а Корс посмотрел на дяденьку, как на дурака, и захлопал глазами.
– Как скажете, дяденька.
Галикст кивнул. Мол, как он скажет, так и будет.
И не заметил, раздуваясь от важности, как Корс подсунул хлеб с салом и луком его сыну. Пробуй, давай, пока батя не видит!
Тоже верно. Не стоит впрямую бороться с дураками, их больше, на всех сил не хватит. Значит, и тратить их незачем.
Орас подсел к нашему костру минут через двадцать.
– Как дела, Шанна?
– Спасибо, все хорошо.
– Не обижает никто?
– Нет, что вы, – я улыбалась.
– Еда нравится?
– Очень вкусно, спасибо. Мама чуть иначе готовит, но так тоже хорошо.
Орас пожал плечами.
– Может, если захочешь – поварам поможешь. Но это уж ты сама решай, неволить не станем.
Я улыбнулась, не торопясь ни соглашаться, ни отказываться. Посмотрим, что там за повара. Но плохим от мужчины не тянуло.
Зеленоватые тона спокойствия, теплые солнечные – дружелюбия.
– Да уж, поварам помогать надо, – Ирш кривился так, что я испугалась – вдруг ему в кашу хину добавили? – отвратительная каша, и готовят плохо… небось, сами вы такое не едите!
Орас закатил глаза, но ответил вежливо.
– В дороге все едят одно и то же. Для всех готовят вместе и одинаково. Не верите – пройдите к нашему костру, убедитесь.
Ирш презрительно фыркнул, но развивать тему не стал, видимо, она повторялась из раза в раз. Орас посидел еще пару минут и откланялся.
А мы пошли мыть посуду.
Рена ловко полоскала тарелки, свесившись с берега, я подавала их, забирала обратно и вытирала полотенцем. Потом сложим в ларь на телеге.
Попутно мы разговаривали.
– Правильно, что ты с Иршем не вяжешься. Пустой мужичонка, как есть, гнилой и бестолковый.
Я кивнула.
Это я уже поняла. И глупый, и бесталаный, и вообще, плесень-человечишка. Но терпеть придется.
– Постоянно он чем-то недоволен, постоянно ему кто-то не угодил…. Теперь, может, и вы. Уж на что у меня муж золотой, и то не выдерживает иногда.
Я вздохнула.