– Атав! Тагам! Вперед!
Айвангу подождал, пока не отъехали все нарты, чтобы не путать собак. На ходу он услышал чей-то громкий, удивленный возглас:
– Глядите! Безногий как взял!
Навстречу бил тундровый упругий ветер. Он рождался от стремительного движения нарт, от горячего дыхания собак.
Айвангу сидел на нарте бочком. Нарта была новая, ремни еще не притерлись и громко поскрипывали. Он легко обошел шесть нарт. Впереди остался один Лыной, который ехал на собаках Кавье. Айзангу причмокнул. Полундра оглянулся, и седоку на мгновенье показалось, что собака понимающе подмигнула.
Скоро и Лыной остался позади. Некоторое время он делал тщетные попытки догнать Айвангу, щелкал бичом, кричал на собак и даже соскакивал и бежал рядом с нартой.
Айвангу оглядывался, и бурная радость охватывала его: он обогнал собак Кавье! Это все равно что одержать верх над самим Кавье!
Айвангу выдернул на ходу из сугроба винтовку и повернул собак прямо домой. Он слышал восторженные крики:
– Айвангу победил! Безногий победил!
Айвангу остановил нарту возле своей яранги. Крепко вбил остол в плотный снег и подошел к передовому псу. Он гладил и ласкал Полундру, приговаривая:
– Теперь вы мои ноги…
Айвангу поехал за льдом на противоположный берег лагуны. Гладкий лед был прозрачен, как оконное стекло. Выйдя на него, Айвангу взгромоздился на санки и оттолкнулся двумя палками с металлическими наконечниками. Моржовые клыки отлично скользили. Оттолкнувшись с силой, Айвангу развил большую скорость, даже Полундра немного поотстал на скользком льду.
запел Айвангу во весь голос. Здесь, на лагуне, его никто не слышит. Никто не догадывается о его радости. Выросли Полундра, его братишки и сестренки – теперь у Айвангу не две ноги, а двадцать быстрых, ловких, неутомимых. Они увезут его вместе с Рауленой в тундру, и даже Кавье не догонит их на своей упряжке!
Айвангу нарубил на речке льда и пустился в обратный путь. Упругий ветер дул в спину. Айвангу расправил матерчатую камлейку, и ветер, надув ее, понес санки, как лодку с парусом.
Темнело. В окнах домов зажигали теплый желтый свет. Возле яранг скулили собаки, ожидая вечернего корма.
Айвангу впрягся в санки и потащил их по снегу. Идти было трудно – колени скользили. Дотащив санки до старого магазина, где жил Громук, Айвангу остановился передохнуть.
Воздух был наполнен вечерними звуками, и вдруг ему послышалось тихое нежное пение. Пела женщина. Густым грудным голосом. Слова невозможно было разобрать, но напев брал за душу.
Пение стало громче, открылась дверь, и в светлом проеме показалась фигура жены Громука – Тамары Борисовны. Она вгляделась в снежную сумеречь и увидела Айвангу с санками, нагруженными голубым речным льдом.
– Торгуешь? – спросила она.
Айвангу сначала не понял, потом догадался и ответил:
– Если нужно – берите так, без денег.
Тамара Борисовна вернулась с большим эмалированным ведром. Айвангу наколол ей полное ведро льда охотничьим ножом.
– Милай, все покупается и продается. – Тамара Борисовна с мягкой настойчивостью сунула ему в руку деньги. – Даже такая прелесть, как чистый речной лед. Можешь его привозить.
Она унесла ведро, и через несколько минут Айвангу снова услышал пение. Он сел на санки. На небе высыпали яркие, не успевшие обрести зимний блеск звезды. Стало холодно. И ветер с лагуны окреп.
О чем она поет? Почему столько грусти в ее голосе, будто кто-то сильный, злой и жестокий смертельно ее обидел и некому заступиться? Жаль, слов не разобрать… А песня очень красивая. Напев похож на весенний поток, только что рожденный из-под снега, он еще не набрал силы, холодный, тягучий…
– Что ты тут под окном бродишь? – услышал Айвангу грубый голос Громука.
Айвангу вздрогнул.
– Я привез лед Тамаре Борисовне, – сказал он.
– Привез, шагай дальше, нечего тут околачиваться! – отрезал Громук.
На шум вышла Тамара Борисовна. Она уже не пела. Посмотрела с удивлением на Айвангу и укоряюще сказала мужу:
– Зачем обижать человека? Он и так обижен.
– Тоже мне заступница! – презрительно сказал Громук и оттеснил ее в коридор.
Айвангу впрягся в санки и поволок ледяной груз домой.
Прошло несколько дней. Айвангу сидел в типографии и переводил статью о лучших охотниках-пушниках. Начинался песцовый промысел, и Белов решил напомнить о тех, кто в прошлом году добыл больше пушнины. Перевод был нетрудный, и Айвангу даже ухитрялся мурлыкать под нос:
Отцвели уже давно хризантемы в саду,
А любовь все живет в моем сердце больном…
– Что ты поешь? – спросил Белов.
– Русскую песню, – ответил Айвангу. – Тамара Борисовна пела. Мне очень понравилось.
– Тамара Борисовна? – переспросил Белов. – Вот уж не думал, что жена Громука поет.
Он подозвал Айвангу к столу и велел расписаться. Айвангу расписался. Мало ли для чего.