Айвазовский

Петербург, о котором Ованес слышал как о северном, холодном и недружелюбном городе, встречал юного крымского художника неожиданно приятной погодой, почему бы и нет — август месяц — лето! В первый же день мальчик сбежал из дома своей благодетельницы и гулял, гулял, гулял, пока хватило сил и дневного света, разглядывая дома и любуясь на воду в каналах. Его платье было сшито по моде, в карманах позвякивали какие-то деньги. Он шел, машинально подмечая красивые виды и планируя непременно нарисовать их такими, как увидел в день приезда. Петербург сразу полюбился Айвазовскому, а значит, и он рано или поздно должен был понравиться этому величественному, прекрасному городу. Дома у Башмаковой у него хранился специальный ларец с рекомендательными письмами от Казначеева, благодаря которым мальчик должен был познакомиться с людьми, которые помогут ему в будущем. Ведь все знают, как важно отыскать друзей и покровителей. Как это поистине необходимо будущему художнику.

Хотелось всего и сразу — познакомиться с известными художниками и зодчими, непременно произвести приятное впечатление на учителей академии и друзей Казначеева, еще нужно было выделиться среди других академистов, заставить общество заговорить о его рисунках, обратить на себя внимание журналистов. Без заказов — никак. Государь обещал оплачивать обучение, Ованес будет жить при академии, его накормят и дадут какую-то одежду, но этого все равно мало. Оник просто обязан пересылать деньги родным. Раньше думали, вот Саргис подрастет и будут они вместе с Григорием работать в какой-нибудь лавке и приносить деньги в дом, а теперь Саргис ничего уже не пришлет с чужбины, а Григорий, того и гляди, женится и тогда уже будет тратиться только на свою семью. Отец писал, что Саргис принял монашество, и теперь его следует называть Габриэл. Губы упорно не желают выводить это скорее ангельское, нежели человеческое имя «Габриэл», про себя Ованес упорно продолжает называть брата Саргисом. По всему выходило, что именно он — Ованес — теперь обязан содержать семью. Неслучайно же он оказался в этом прекрасном городе. В городе, к которому стремятся все тонко чувствующие люди, к городу, в котором сбываются мечты!

Исаакиевский собор — еще недостроенный, но уже со всеми своими сорока восьми колоннами весом в сто тонн каждая. Казначеев рассказывал, что на зрелище установки колонн приезжали смотреть как на величайшее чудо архитекторы со всего мира. Первую колонну подняли в 1828 году, последнюю установили в 1830-м. Одну колонну навострились поднимать за 40–45 минут! Невероятная скорость! Волшебник Монферран,[23] никак иначе. Казначеев что за два года установки колонн в Петербург несколько раз наведывался, и на диво-дивное смотреть изволил, и радовался. Тем не менее про архитекторский дар Огюста Монферрана много чего нехорошего наговорил. Мол, и многие недовольны, что в таком хмуром, холодном городе такую громаду темную ставят, а надо бы по-русски — белокаменный храм с золотыми куполами, что подобно цветочкам к солнышку тянутся. Что архитекторы на француза косятся, и мастера ропщут, мол, все у того вкривь да вкось, против правил великого зодчества, да и несообразно со вкусом. Но да государь любит Монферрана-счастливчика и все ему позволяет. Впрочем, колонны уже возведены, стены тоже подросли чуть выше уровня колонн, а проекты до сих пор дорабатывают и за безграмотного французика переделывают всей Академией художеств. Так что годы пролетают. А каким быть собору, никто толком не знает.

Впрочем, Ованес не усмотрел в недостроенном здании собора ничего безвкусного, разве что удивился, что начатое в мраморе продолжалось кирпичом. Впрочем, это уже детали, многое в Петербурге той поры, начатое в прежние времена в мраморе, нынче достраивали кирпичом. Собор в строительных лесах напоминал величественную гору, а горы он любил.

Медный Петр, как на картинках в магазине Дациаро,[24] вздыбив коня, застыл с простертой дланью над пропастью. Вокруг памятника чугунная оградка с вызолоченными остриями и натертыми множеством рук шишечками. На этом месте когда-то стояла церковь преподобного Исаакия Далматского. Святой, почитаемый Петром, день рождение которого пришлось на день поминовения преподобного. Церковь возводилась при Петре Алексеевиче. Хорошо, что Казначеев все это рассказал, добавив, что петербуржские жители в массе своей давно привыкли ходить мимо окружающих их чудес, и будут рады, коли он, прогуливаясь со своими новыми друзьями, вдруг возьмет да и блеснет знаниями.

Впрочем, отчего Казначеев считал, будто местные жители не замечают красоты? Возле медного всадника полно разнообразного люда. И млад и стар, и чиновник и нищий, и гувернантка с детьми, и не пойми кто, подходят, смотрят. Притягивает их медный царь, что ли, иначе почему они такие хороводы вокруг него водят?