Айвазовский

В марте 1837 года в Академию художеств на имя президента А. Н. Оленина пришло предписание о причислении И. К. Айвазовского к классу батальной живописи профессора А. И. Зауервейда: «Государь император высочайше повелеть соизволил художника Айвазовского причислить к классу батальной живописи для занятия его под руководством профессора Зауервейда морскою военною живописью и представить ему по сему случаю мастерскую, устроенную подле мастерской художника Пиратского.[83] Сию высочайшую волю я объявляю Вашему высокопревосходительству для надлежащего распоряжения». Подписано: Министр императорского Двора князь Волконский.

Все более чем закономерно. К кому же еще, если не к добрейшему, благороднейшему Зауервейду? Который и перед императором защищал, и летнюю практику на военных судах организовал? Только к нему. Тем более что профессора Воробьева Ованес давным-давно уже обошел, так что тот уже и не знает, чему юношу обучать. И не пора ли у него самого уроки брать?

Меж тем Айвазовский, словно очнувшись, выбравшись из заколдованного сада чужих картин, принялся писать свою. В картине «Берег моря ночью. У маяка»[84] явственно чувствуются уроки Воробьева, уделявшего особое вниманию мистическому свету ночного светила. Твердою рукою Ованес пишет корабли — спасибо Зауервейду, своевременно отправил на флот. Польза очевидна. Теперь писать их стало куда как проще. Потому что, ведь одно дело, если видишь корабль на расстоянии и пишешь его как своеобразного натурщика, и совсем другое, когда знаешь предмет, что называется, изнутри, так сказать, анатомически, когда облазил его родимого вдоль и поперек, видел и ночью и днем, и во время бури и в штиль, когда можешь с закрытыми глазами на ощупь найти все, что нужно. Словом, спасибо учителям! Спасибо Кронштадту, куда выезжал время от времени молодой художник писать море. А еще спасибо Брюллову, который никого и ничего не боится, спасибо Глинке за его музыку, спасибо Пушкину за мечту написать когда-нибудь поэта, читающего морю свои стихи. Айвазовский несколькими штрихами нарисовал вдалеке тонкую фигуру — то ли мальчик, то ли юноша — не разобрать. Поэт, который не прячется от бури, а протягивает к ней руки, точно к возлюбленной. Зарок себе дал, когда-нибудь изобразить поэта таким, каким врос он в память.

Исчез, оплаканный свободой,
Оставя миру свой венец.
Шуми, взволнуйся непогодой:
Он был, о море, твой певец.[85]

И еще до боли хотелось, чтобы зрители, что любуются его крымскими картинами, непременно слышали эти стихи. Самому, что ли, читать?

Кто видел край, где роскошью природы
Оживлены дубравы и луга,
Где весело шумят и блещут воды
И мирные ласкают берега,
Где на холмы под лавровые своды
Не смеют лечь угрюмые снега?[86]

Брюллов высоко оценил новую картину Айвазовского, Карл Павлович как никто другой умел радоваться успеху своих друзей, а Ивана Айвазовского он давно уже полюбил и другом считал. Необычное имя Ованес Карл Павлович никак запомнить не мог, да и во всех академических документах с самого начала было вписано Иван Константинович. Так представили при первой встрече, так и запало в память.

Вскоре за картиной «Берег моря ночью. У маяка»[87] с присущей Айвазовскому легкостью появились еще несколько марин: «Море при заходящем солнце»,[88] «Два корабля, освещенные солнцем»,[89] «Мрачная ночь с горящим судном на море», «Тихое море и на берегу судно с матросами»,[90] «Часть Кронштадта с разными судами», «Кораблекрушение».[91] После того как Зауервейд пригласил Брюллова посмотреть на последние достижения их ученика, Карл Павлович не откладывая дело в долгий ящик, выступил перед академическим начальством с предложением о сокращении срока обучения Айвазовского на два года, с тем, чтобы тот начал уже работать самостоятельно, не скованный ничем. Но просто взять и отпустить ученика, что называется, на вольные хлеба, было невозможно по уставу Академии, да и что бы он делал, оставшись совсем один? Впрочем, Айвазовский уже начал свое уверенное восхождение, его новые работы и написанная ранее марина «Штиль» украсили очередную сентябрьскую выставку и принесли художнику Золотую медаль первой степени, а вместе с ней и право поездки за границу для усовершенствования в живописи.

Друзья и покровители Айвазовского радовались за молодого художника, гадая только об одном, будет ли послан Иван Константинович сразу же к берегам прекрасной Италии, или сначала поедет в Германию или Францию, но совет Академии художеств неожиданно заменил поездку за границу, отправив его на два лета в Крым.