Айвенго

Немного поостыв, брат короля Ричарда вновь пришел в благодушное настроение – он любил турниры и портить себе удовольствие из-за каких-то там саксов не собирался. Принц в последний раз объехал арену по кругу и уже перед самым помостом, предназначенным для него, наклонился к Эймеру.

– А ведь мы позабыли самое главное, аббат! – воскликнул он. – Мы не назвали имя королевы любви и красоты! Я бы отдал свой голос за черноглазую Ребекку.

– Пресвятая Дева, – ужаснулся настоятель. – Вы шутите, ваша светлость! Я еще не готов принять мученический венец. Чем вам не по душе саксонка леди Ровена?

– Не все ли равно, – хмыкнул принц, – выбирайте кого хотите!

– Пусть трон королевы останется свободным, – предложил де Браси, – пока сегодняшний победитель не назовет ее имя.

– И, кажется, я его знаю, если победу одержит крестоносец, – произнес аббат.

– Буагильбер – достойный рыцарь, – заметил де Браси, – но здесь немало и других достойных…

Заняв свой трон и дождавшись, когда свита окружит его, принц Джон наконец объявил о начале турнира и подал знак герольдам.

Глава 8

Правила турнира, которые во всеуслышание огласили герольды, были просты.

Пять рыцарей, выбранных по жребию, вызывают на бой желающих сразиться с ними. Каждый из желающих имеет право прикосновением к щиту выбрать себе противника из числа этих пяти. Если же он коснется щита острием копья, это будет означать, что он готов биться насмерть. В первый день имя победителя должен объявить принц Джон. Рыцарь, одержавший победу, получит в награду лучшего коня и выберет даму – королеву турнира, которая и назовет имя главного победителя на второй день, когда в состязаниях смогут принять участие все, кто пожелает.

К тому времени как герольды закончили чтение, огороженное пространство у северных ворот, ведущих на арену, начало заполняться всадниками. Затем ворота распахнулись и пятеро рыцарей медленно выехали на ристалище под гром литавр и ободряющие крики зрителей. Рыцари пересекли арену и остановили коней у палаток устроителей турнира; теперь каждому предстояло выбрать себе достойного противника. Сделав выбор, рыцари отъехали на другой конец арены и выстроились в ряд. Их доспехи и оружие сверкали на солнце, а пестрые флажки, украшавшие наконечники копий, и плюмажи из перьев на шлемах трепетали на ветру.

Все было готово к великолепным состязаниям.

В наступившей тишине взлетели голоса серебряных труб, и рыцари, набирая скорость, понеслись навстречу друг другу. Однако, к разочарованию публики, эта схватка продолжалась совсем недолго – четверо противников храмовника и норманнских баронов сразу же были повергнуты на землю. Лишь одного из рыцарей, пятого и последнего, схватившегося с Ральфом де Випонтом, зрители проводили рукоплесканиями. Вслед за первой группой на арене появилась вторая, потом – третья, но перевес и успех по-прежнему были на стороне тех, кто затеял турнир.

Никого так не огорчил исход первых поединков, как Седрика Сакса, который каждый успех норманнских рыцарей принимал словно личное оскорбление. Он то и дело вопросительно поглядывал на Ательстана, который был обучен рыцарским премудростям, пока впрямую не спросил соседа, не хочет ли тот попытать счастья.

– Я буду биться во второй день, – неохотно ответил Ательстан. – Сегодня уже не стоит надевать доспехи.

Тут и Вамба вставил свое словечко:

– Куда почетнее быть первым из ста, чем первым из двух…

Его шутку заглушил грохот литавр и рев труб, возвещающий о победе Бриана де Буагильбера, который на скаку, действуя одним тяжелым копьем, спешил двух противников. Один из них тут же безоговорочно признал свое поражение. Едва трубы и литавры смолкли, как разнесся звук одинокой трубы, означающий вызов, брошенный рыцарю-крестоносцу. Все взоры обратились к северной стороне арены.

Ворота поспешили распахнуть, и на поле на вороном скакуне появился новый боец в сверкающих стальных латах с богатой золотой насечкой. На гербе, украшавшем его щит, был изображен молодой дуб, вырванный с корнем, под которым был написан девиз рыцаря: «Утративший Наследство». Сделав круг, всадник с достоинством приветствовал принца и зрителей. Рыцарь ловко держался в седле, а его телосложение казалось скорее хрупким, чем крепким, какое бывает у опытного воина. К изумлению зрителей, он направился к шатру храмовника и с силой ударил острием копья в щит Буагильбера, вызывая того на смертный поединок.

Когда оба противника разъехались по разным концам арены, тревожное ожидание зрителей достигло предела; в глубокой тишине раздался высокий звук труб, и противники, словно две молнии, понеслись навстречу друг другу.