– Ты правильно рассудил, славный Робин Гуд, – сказал Уилфред так же тихо. – К тому же надо тебе знать, что шутить с королями, хотя бы под самую веселую руку, все равно что заигрывать со львенком, который каждую минуту может выпустить когти и показать клыки.
– Этого-то я и боюсь, – сказал Робин Гуд. – Пора бы как-нибудь прекратить эту пирушку.
– Так придумай, как это сделать, – сказал Айвенго, – потому что все мои намеки побуждают его только затягивать ее.
– Значит, мне предстоит рисковать только что приобретенным прощением и милостью короля, – задумчиво произнес Робин Гуд. – Эй, Скетлок, поди стань во-он там, за холмом, и протруби мне норманнский сигнал. Да проворнее!
Скетлок повиновался распоряжению своего предводителя, и не прошло пяти минут, как пирующие были подняты со своих мест звуком его рожка.
– Это сигнал Мальвуазена, – сказал Мельник, встрепенувшись и хватаясь за свой лук.
Отшельник бросил бутыль и взялся за дубину. Вамба поперхнулся на какой-то прибаутке и стал разыскивать свой щит. Все остальные схватились за оружие.
Людям, ведущим жизнь, полную опасностей, нередко случается сразу переходить от обеда к битве, а для Ричарда такой переход только усиливал удовольствие. Он крикнул, чтобы ему подали его шлем и те доспехи, которые он было снял перед обедом, и пока Гурт помогал ему надеть их, он усердно уговаривал Уилфреда, под страхом своего гнева, не принимать участия в побоище, которое считал неизбежным.
– Ты за меня сто раз сражался, Уилфред, я сам был тому свидетелем. Сделай мне удовольствие сегодня, сиди смирно и смотри, как Ричард будет биться ради своего друга и вассала.
Между тем Робин Гуд разослал людей в разные стороны, будто бы на разведку, и когда убедился, что собеседники разошлись и трапеза окончена, подошел к Ричарду, успевшему вооружиться с головы до ног, и, преклонив перед ним колено, попросил короля простить его.
– За что еще? – с раздражением спросил Ричард. – Кажется, мы уже объявили тебе прощение за все прошлые провинности. Или ты думаешь, что наше слово – все равно что перо, летящее по ветру? Ведь ты, надеюсь, с тех пор еще не успел ни в чем провиниться?
– В том-то и дело, что успел, – отвечал йомен, – если считать за грех то, что я обманул своего государя для его же пользы. Тот рог, который мы слышали, принадлежал не Мальвуазену: это я сам велел трубить с целью прекратить пиршество, так как думал, что оно отнимет у вас драгоценные часы, нужные для иных, более важных дел.
Сказав это, Робин поднялся на ноги, сложил руки на груди и с выражением скорее почтительным, чем покорным, ждал, что скажет ему король. Видно было, что он сознает вину, но все-таки убежден в чистоте своих побуждений. Краска гнева залила щеки Ричарда, но это была лишь минутная вспышка, и чувство справедливости тотчас одержало верх над нею.
– Шервудский король пожалел своей дичи и вина для короля Англии, – сказал Ричард. – Ну ладно, смелый Робин! Когда приедешь ко мне в гости в веселый Лондон, надеюсь, я окажусь менее скупым хозяином. А впрочем, ты правильно поступил. Ну так на коней и в путь! Уилфред и то уж целый час в нетерпении. Скажи-ка мне, добрый Робин, бывал ли у тебя в отряде такой друг, который мало того что подает советы, но еще хочет руководить каждым твоим движением и прикидывается несчастным всякий раз, как ты вздумаешь поступить по-своему?
– Как же, есть у меня помощник, – отвечал Робин, – по прозвищу Маленький Джон. Его теперь нет с нами: он отправился в дальнюю экспедицию, на границу Шотландии. Я признаюсь вашему величеству, его советы часто меня тяготят. Однако, подумав, я не могу на него сердиться, зная, что он в своем усердии думает только о моей пользе.
– А ты прав, честный йомен, – сказал Ричард. – Будь при мне с одной стороны Айвенго, который дал бы мне нужный совет, сопроводив его своим хмурым и печальным видом, а с другой стороны – ты, надувающий меня ради моей же пользы, я бы ничего не мог решить по своей воле, впрочем, как и всякий король христианской или языческой страны… Ну что ж, спасибо Робин, и в путь, господа, в путь. Отправимся с легким сердцем в Конингсбург, а об этом забудем.
Робин Гуд сказал Ричарду, что послал в ту сторону отряд, который сейчас же предупредит их, если по дороге окажется какая-либо засада.
Такое внимание к его безопасности тронуло Ричарда и рассеяло последние следы досады на хитрость, которой предводитель разбойников заставил его тронуться в путь. Он еще раз протянул руку Робину Гуду, подтвердил уверения в полном прощении за прошлое и в своем благоволении в будущем, а также выразил твердую решимость ограничить произвол в применении лесных законов, под давлением которых так много английских йоменов превратилось в бунтовщиков.
Но благие намерения Ричарда не успели осуществиться из-за его безвременной кончины. Новый устав об охране лесов и охоты был вырван из рук короля Джона, когда он вступил на престол после смерти своего брата-героя.