Терроризм – общая беда. Помню, тоже самое происходило в Москве, когда там взорвали два жилых дома. Люди выстраивали ночные пикеты у подъездов, проверяли подвалы, нет ли там мешком с гексагеном. Отдельный разговор – о метро, где тоже порой раздаются взрывы и по телевизору показывают раскуроченные вагоны. Это очень страшно. В Москве гораздо больше народу пользуется подземкой, чем в Нью-Йорке. Я и сам часто езжу на метро, когда летом живу в Москве – днем в будни проехать через центр практически невозможно из-за пробок. Сидеть несколько часов в машине, терять время и дышать выхлопными газами мне совсем не хочется.
Для нет проблемы, если кто-то меня узнает в метро. Раньше в Нью-Йорке, особенно в 1994-м, когда «Рейнджеры» выиграли Кубок Стэнли, у меня часто брали автографы. Теперь реже, но все равно подходят. Иногда расписываюсь на карточках, а бывает, отшучиваюсь. Как-то у меня один парень спросил: «Алексей, это вы?». А я надвинул кепку на лоб и ответил: «Нет, просто очень похож». И он поверил.
Вообще же, я мало обращаю внимания на свою популярность. Не спорю, для спортсмена или звезды шоу-бизнеса это прямой показатель того, как успешно идут твои дела. Если ты хорошо играешь в хоккей и доставляешь удовольствие зрителям, они охотнее пойдут за автографом к тебе, чем к другому спортсмену. Но я воспринимаю это как следствие своей профессии. И в душе всегда остаюсь тем мальчишкой из Тольятти, который когда-то уехал пробовать силы в московском «Динамо». Поэтому у меня никогда не было звездной болезни и надменности по отношению к людям, которые, вдумайтесь, платят деньги за то, чтобы посмотреть на твой хоккей. Почему я должен считать себя лучше них? Только из-за того, что выиграл Кубок Стэнли и золото Олимпиады? Нет, я считаю себя обычным человеком. И не боюсь выйти на улицу из-за того, что меня кто-то узнает.
Если играть в ассоциации и сравнивать город мира с музыкой, то это, во-первых, была бы знаменитая песня Фрэнка Синатры «Нью-Йорк, Нью-Йорк». А во-вторых, что-то из мелодичного джаза. Я думаю, такой стиль больше всего подходит к этому городу. У моего друга Игоря Бутмана есть композиция, посвященная Нью-Йорку. Сначала мегаполис просыпается – идет спокойная мелодия на саксофоне. Потом она убыстряется и становится тревожной. Это люди собираются на работу, выбегают на улицу, быстрее-быстрее… А потом снова наступает расслабленность. Все уже покинули офисы, сидят в барах, дома у телевизора или медленно гуляют по даунтауну. Я когда езжу под эту музыку на машине по Нью-Йорку, всегда улыбаюсь: так она органично соответствует ритму большого города. И даже водители соседних автомобилей находятся на такой расслабухе, что перестраиваются, как хотят, не мигая подворотниками, и машинально крутят руль, думая о чем-то своем.
То, что происходит в Нью-Йорке в час пик, я не видел ни в одном мегаполисе. Помните сценку из фильма «Крокодил Данди», когда главный герой, приехав из тихой австралийской деревушки на Манхэттен, от неожиданности забирается на фонарный столб, чтобы его не смела толпа «белых воротничков», бегущая взад-вперед по улице? Народ спешит пообедать – съесть бизнес-ланч в ресторане или просто заморить червячка хотдогом. А может, торопится на деловую встречу. Когда смотришь на это броуновское движение со стороны, то понимаешь, что люди крутятся, как белки в колесе.
Если же сравнивать Нью-Йорк с человеком, я бы нарисовал портрет бизнесмена, которому почти под пятьдесят. Он стильно одет. Немного чопорный и очень педантичный. У него вся жизнь по расписанию – дом, офис, отдых. Даже в свободное время он вечно загружен мыслями. Думает о бизнесе или о чем-то подобном. Он – трудоголик, и почти не смотрит по сторонам, обращая внимание на закат солнца или зеленеющую траву. А в выходные ходит на тусовки, стараясь оттянуться по полной программе. Чтобы в понедельник снова прийти в офис и продолжать дела, дела, дела. Не хочу давать оценку такому образу жизни. Все люди разные. Могу только еще сказать, что Нью-Йорк – мой второй дом после России, и мне там нравится.
Мой друг Ддрюс Каспарайтис
Глянцевый журнал MAXIM устроил интересную перестрелку: попросил меня рассказать о Дарюсе Каспарайтисе, а Каспарайтиса – обо мне. И вот что из этого вышло…