Академия

Теперь тропинка вела вниз, и скоро они оказались у ручья. Здесь был небольшой мостик, и на нём, опустив босые ступни в воду, сидела девушка. Тед вспомнил, что это ботаник из Сельскохозяйственной Академии — она приехала неделю назад и сняла комнату на соседней ферме. Насыпав в пластиковую миску горсть земли, она зачёрпывала воду, размешивала и, чуть подождав, сливала её, уже мутную, обратно. И зачёрпывала снова. И снова. Рядом на досках были разложены какие-то блестящие штуки, а голову девушки украшала налобная лупа, правда, сейчас сдвинутая вверх.

Тед встречал её тут и раньше — иногда её можно было увидеть на этом мосту и утром, и вечером. Похоже было, что она просиживает на нём целыми днями.

— Здравствуйте, — девушка поприветствовала их первой.

Она была младше матери, и то, что она делала, показалось подростку полной чушью, но мать, хоть и торопилась, остановилась, чтобы уважительно ответить на приветствие. И Тед тоже приглушил мотор.

— Угоститесь пирожками, — предложила мать, раскрывая сумку. — У вас там в городе таких, верно, не пекут.

Оказывается, она взяла с собой пирожки!

— Спасибо, — девушка улыбнулась. — Я сыта, не надо!

— Да вы не сомневайтесь, у меня всё чисто готовится, — мать, кажется, слегка обиделась.

— Я совсем не поэтому! — девушка слегка покраснела. — Только — вам же самим нужно.

И, прополоскав пальцы в воде, взяла пирожок из пакета.

— Спасибо!

— А что это у вас на голове? — Лику буквально распирало от любопытства, так что она даже спрыгнула с седла комбайна.

— Это лупа, чтобы лучше видеть. Как очки, только сильнее. Хочешь посмотреть?

— Лика, не мешай тёте. Пойдём мы, нам пора, — сказала мать, беря дочку за руку. — Надо до грозы успеть. А вы бы тоже заканчивали — промокнете.

— Мне немного осталось, — девушка кивнула на пакет с землёй.

Когда ручей остался позади, Лика спросила:

— Мама, а что тётя делает?

— Изучает что-то. Растения.

— Какие?

— Не знаю, доча. Идём скорее.

Потом Тед с помощью навесных граблей собирал сено, а мать укладывала его в аккуратные стожки. Они едва успели — их всё-таки накрыл ливень, и пришлось отсиживаться под навесом, сооружённым на краю луга, на опушке. Тут-то и пригодились пирожки — так вот зачем мать их взяла. Тед вспомнил про девушку. Почему мать отнеслась к ней с таким уважением? Может, знала о той что-то, чего не знал он сам?

— Она что, знаменитость какая-то? Но она же молодая совсем!

— Нет, с чего ты взял?

— Ну… — он не знал, как объяснить. Странно, но мать поняла.

— Ну, если я и не понимаю, что она делает, это же не значит, что оно не нужно, — сказала она. — Если человек так много работает, значит, он делает что-то важное.

В её голосе звучала святая убеждённость человека, который никогда не тратит время на пустяки.

Так вот оно что. Мать просто не понимала, как это можно — заниматься чем-то не потому, что это важно, а просто потому, что хочется.

Но как-то не верилось, что той девушке очень хочется целыми днями сидеть на ручье и полоскать в миске с водой комки грязи. Значит, это важно? Но для чего?

* * *

Тед открыл глаза. Теперь-то было понятно. Та девушка, вероятно, занималась чем-то очень для неё интересным. Чем-то, что её увлекало. И за это она была готова платить — выполнять скучную, рутинную, монотонную работу. Зачерпывать воду в миску и выливать. Раз за разом, на жаре, под рушащимся сверху солнцем.

А он чем хуже?

Ну, делов-то…

Курсант поднялся, потянулся и снова сел за терминал. Он задержался с отправкой следующего задания и был намерен наверстать упущенное.

Он быстро решил серию задач по планиметрии и легко нажал кнопку «Отправить».

Теперь он не сомневался, что всё делает правильно.

Он продолжал выполнять задания, одно за другим.

В нём сидело теперь что-то новое. Он знал, что будет по-прежнему ухлёстывать за девушками, пить пиво, гонять на симуляторах и резаться в космобой. Никто не догадается — ну, разве что те, кто и сами побывали в «сурде».

Но это — новое — останется и будет опорой, той, что не даст сломаться.

В последний день он на скорость сортировал числа, падающие на экране, как фигурки тетриса. Это было даже забавно. Цифры были чёрные и красные, и их надо было располагать по порядку — чёрные по возрастанию, а красные по убыванию. Тед справился с лёгкостью, и, в ожидании окончания «отсидки», вымыл пол, принял душ и внёс последние записи в журнал.

Дверь с шелестом открылась.

— Курсант Лендер!

Его отвели в комнату с мягкими креслами. За дверью слышались шаги, где-то играла музыка. За стенкой гудел прибор. Тед сидел, впитывая звуки.

Через какое-то время в комнату вошёл Онгой.

— Привет, Тедди!

Его голос был хрипловатым и, должно быть, показался ему самому слишком громким, потому что Онгой нахмурился, но тут же улыбнулся снова.

— Что, на свободу с чистой совестью?

— А в случае чего нам этот срок зачтут? — откликнулся будущий пилот.

— И не надейся.

Постепенно сюда стянулись и другие. Сэл и Аанден устроились на диване, парни — в креслах.

Они перебрасывались фразами, но словно бы всё ещё слушали тишину. И пробовали — если заговорить, она исчезнет или нет?