Академия

Сказал, что ему важно, чтобы слуги чувствовали себя комфортно и безопасно, только тогда они будут стараться изо всех сил и благодарить своих господ. Все было мне в новинку: и огромные стены, и странно изогнутые деревья в саду, и большие каменные дома с высокими крышами.

Нас провели в самую глубь сыхэюаня и показали на длинное деревянное здание:

— Здесь вы и будете жить. Сюда может приходить только госпожа и другие служанки. Мужчинам, кроме господина, вход запрещен.

Все служанки спали в одной комнате. Матрасы и одеяла днем сворачивались и складывались вдоль стены, одежда и личные вещи лежали в большом шкафу, где на каждую женщину выделялась одна полка. Для меня это были настоящие хоромы. Черепичная крыша, толстые стены, через которые не проходил ветер, магические светильники на стенах, от чего в комнате было светло, как на улице, мягкий матрас без насекомых. И это я еще не рассказала про вкусную сытную еду, я впервые наелась вдоволь именно в том доме. А купальня? Самое чудесное место на земле.

Да, это поместье надолго стало нашим домом. Мама сначала трудилась на кухне посудомойкой, и это было не так уж легко. Господа ели не из грубых глиняных мисок, которые достаточно ополоснуть, а из тончайших фарфоровых тарелок. Казалось, только тронь их пальцем, и они разлетятся на мелкие кусочки или рассыпятся в волшебный порошок.

Потом мамино усердие заметили, перевели ее в прачки, затем в горничные. Госпожа отметила, как мама старательно вытирала пыль, бережно относилась к вещам и, самое главное, умела быть незаметной. Она единственная могла убирать в комнате в присутствии господ, не раздражая их, поэтому маме дали красивое платье и выпускали даже во время званых обедов. Я сама видела, как удивлялись некоторые гости, когда обнаруживали перед собой чистую тарелку вместо той, что забирала перед их носом мама, хотя вроде бы они не сводили глаз со стола.

За десять лет я побывала на всех видах работ. Начала с мытья полов в доме прислуги, помогала на кухне, стирала, ухаживала за садом. А потом меня назначили личной служанкой сына господина.

Нет, мой дом должен быть только моим. Если я вновь доверюсь кому-нибудь и впущу под мою крышу, это случится нескоро. И уж точно это будут не неизвестные парни, которых разыскивают стражники по всей столице.

Поэтому я решила строить дом сама так, как это делали у нас в деревне.

«Благородный» означает, что человек вышел из хорошего рода, а значит образован, воспитан и полон благочестивых помыслов. А еще благородные все красивые. Я думаю, это потому, что им не нужно тяжело трудиться.

Даже моя мама сильно похорошела после того, как мы переехали из деревни. С нее сошел этот уродливый загар, лицо округлилось и побелело. И волосы всегда были ухожены, смазаны маслом для блеска, а не торчали в разные стороны, полные песка и земли. С рук сошли мозоли и трещины, кровоточащие на морозе, и она научилась держаться прямо, не сутулясь, ходить маленькими шажками, словно ожившая статуэтка.

А уж госпожа, что ни разу в жизни и тарелки не помыла, была настоящей красавицей. И сын пошел в нее: изящные черты лица, такая тонкая прозрачная кожа, что, кажется, только тронь ее, и она порвется, вытянутые мочки ушей, брови словно росчерк кисти на бумаге.

Стать личной служанкой было великой привилегией. Каждая девушка и женщина мечтает занять это место, ведь тогда твоя жизнь будет зависеть всего лишь от одного человека, а не от всей толпы вышестоящих слуг и управителя дома. Тебе будут доверять разные тайны и щедро вознаграждать за их хранение. Да и выучить капризы одного господина легче, чем многочисленные правила дома.

Но служить молодому господину оказалось настоящей мукой. Порой я думала, что в нем живет несколько человек или вселяются злые духи. Иногда он был ласков и предупредителен, угощал пирожными, расспрашивал про жизнь, хвалил прическу и платье, помогал с грамотой. В другой раз он мог встретить криками и угрозами, кинуть чашками и книгами, швырнуть меня о стену. Третья его личина была въедлива и придирчива. Он заставлял часами оттирать видимые лишь ему пятна с пола, читал нудные нравоучения, наказывал стоянием в углу в какой-нибудь неудобной позе. И самое страшное — я никогда не знала, в каком настроении он меня встретит.

Я ревела по утрам, не желая идти к своему господину, а мама ругала меня, говорила, что я не ценю свое счастье.

Поэтому когда в Академии на меня напал один из благородных, я не удивилась. Несмотря на образование, семью и кровь, именно они хуже всего относились ко мне подобным. Они просто не считали нас людьми, принимали за двуногий скот, тупой и бессловесный.