‒ Вырубились окончательно, ‒ сообщает Реджи, мимоходом обтирая и вторую пятку о щеку прислужника.
‒ Это и есть эффект взрыва? Выходит, не затронуло только тех, кто находился по эту сторону? — Оглядываюсь на угол, за которым оставила девушек. — Нико, как у вас обстановка?
‒ Я цел, шалунишка, ‒ бодро отзывается Нико, высовываясь из-за угла. — Но это не точно. Не доверяю собственному мироощущению, так что нужно удостовериться и срочно меня общупать. И грудные мышцы тоже не забудь проинспектировать.
Люкос рядом со мной издает нечто, похожее на досадливое фырканье. У меня примерно та же реакция, правда я пока деликатно пофыркиваю где-то в своих мыслях.
‒ За твою целость ни капли не волнуюсь, Нико. И я имела в виду тех, кого ты охраняешь. Как дела у девушек?
‒ С ними тоже порядок. Малышки перепуганы, но очень даже живы. Так как насчет проверки, Лютик?
‒ Кликни Маляву. Он с удовольствием тебя щупанет. А если не будешь сопротивляться — еще и лизнет бонусом.
Нико многозначительно вытягивает губы трубочкой и мотает головой. Перспективные лобызания с моей псинкой его не прельщают.
Стра-а-а-а-анно.
‒ «Шалунишка»? ‒ Люкос слегка покашливает, вытягивая в слове гласную в каждом слоге. ‒ Вы с Нико уже так близко общаетесь, хотя познакомились только сегодня? — ровным голосом интересуется он.
‒ Не совсем. Честно говоря, встретились мы еще вчера. В форс-мажорных обстоятельствах. Забавная такая история вышла… ‒ Резко вспоминаю о зверюшке, которая и вызвала все форсы и мажоры. ‒ Радик же остался в зале! По ту сторону защиты!
‒ Ты про свой оживший пуфик? ‒ уточняет Люкос.
‒ Да! Про него! ‒ Лихорадочно осматриваю черные горы из похрапывающих тел прислужников. ‒ Он же не мог сломаться от ударной волны? Да? Кто-нибудь его видит?
Будто ощутив мое беспокойство, шустрый стул вальяжно выбирается из мирно дышащей людской кучи и стряхивает с себя одно из сопящих тел. Свеж, бодр, психически стабилен. Для стула с ногами и лапами, конечно же. Предполагаю, гранатомет Радику тоже будет нипочем.
Опускаюсь на колени, чтобы сползти с возвышения.
‒ Приведу его сюда, ‒ говорю я и принимаю руку Реджи, который собирается помочь мне спуститься.
Неожиданно чудом выжившая дверь в противоположном конце зала издает плаксивый скрип.
‒ Что тут за шум? ‒ В проеме появляется знакомая сутуловатая фигура проректора Зофу.
Спинка Радика поворачивается в сторону вновь прибывшего.
Огнище, шторм, безумие.
Романтика.
И несущийся радостным галопом стул.
Прямо к проректору.
Глава 50. Поэтичность и самец
Дежавю.
Красивое название столь же необычайного феномена. В некотором роде даже поэтичное.
Однако в самом его содержании таится подвох. Особенно, если дело касается событий, повторение которых не хотелось бы лицезреть даже на просторах безобидной памяти.
Но что имеем в итоге?
Если бы проректор Зофу был привлекательной самочкой стула, то я бы еще поняла чрезмерный энтузиазм Радика, мечтательно помахивая спинкой, ринувшегося к дедку на полной скорости. И пылкость его, и задор и так далее. К тому же следует учесть, что половую принадлежность моей бегающей мебели я определяю исключительно по факту ношения им мужских ботинок. Ну, и по наличию этих самых мужских ног как бонус к мужской обуви.
Вывод: Радик — стульчиковый самец на девяносто восемь и семь десятых процента.
Однако проректор Зофу — не самочка. Можно, ясный кексик, предположить, что в душе лысый дедок — нежная лилия в ромашковом сарафанчике. Но вряд ли Радик в курсе нюансов прелестного внутреннего мира проректора, так что вариант с внезапно возникшей симпатией откидываем в сторону.
Хотя, может, я слишком спешу с вычеркиванием версий? Да и какова вероятность того, что Радику и правда жутко понравился проректор Зофу, и стул просто хочет к нему приласкаться, как, к примеру, ко мне?
Во время моей бурной мыслительной деятельности ретивый стул активно сокращает расстояние между ним и проректором. Внезапно передние ноги скачущего Радика, которые уже не раз демонстрировали наличие своего собственного мнения, видимо, чувствуя во всей этой ситуации некий подвох, вдруг начинают тормозить, скрипя подошвами ботинок по полу. Предполагаю, что в них еще живо воспоминание о том, как по их милости проректор Зофу был отправлен в ясную небесную высь.
Мохнатая пара конечностей Радика, отвечающая за прыгательно-дрыгательную активность, с выбором своего «коллеги» категорически не соглашается и прямо на ходу, используя напор всего туловища, совершает последний размашистый скачок. В точке приземления задиристые лапы подкашиваются, стул пришлепывает пол задней частью сидушки, и передние конечности — мужские ноги, так и не достигнувшие мечты о типаже солидности, культурности и деловитости, ‒ со смачным шлепком ввинчиваются мысками ботинок точно в проректорский зад.