Академия "Алмазное сердце"

Девчонка уже изготовилась захныкать; кто ее знает, что она там придумала, в своей маленькой хорошенькой головке, отчего подумала, что это страстное счастье скоротечно? Аргент не хотел говорить; не хотел тратить времени на уверения, объяснения, болтовню. Эта девушка — желанная и прекрасная, — лежала сейчас в его объятьях, обнаженная и доступная. Так разве можно было тратить время на что-то иное?..

Он поцеловал ее припухшие губы, ласково провел ладонью по прохладному лбу.

— Ты сразу понравилась мне, дочь огненного мага, — произнес Аргент просто. — Твоя отчаянная дерзость выделила тебя из толпы. Ты особенная, Уна Белая Роза. Особенная.

Он целует ее и осторожно, словно боясь вспугнуть, опускается на ее теплое тело, и девушка тотчас вспыхивает страстью, с готовностью отвечая на его поцелуй, обнимает его плечи и раскрывает перед ним ноги, захлебываясь от нахлынувшего на нее смущения и сладостного предвкушения.

Он берет ее осторожно, нежно, неторопливо, придерживая ее бедро за чувствительную мягкость, проникая в ее, тугое, узкое лоно медленно, и девушка, на миг замерев, затаив дыхание, совершенно откровенно и блаженно выдыхает, когда его член полностью водит в ее тело. Чуть двигает бедрами, устраиваясь удобнее, и вскрикивает, когда со следующим толчком его член проникает очень глубоко, причиняя ей удовольствие на грани боли, волнующее, первобытное.

— Моя, — упрямо повторяет Аргент, целуя ее влажные губы, разгоревшиеся от его ласк и возбуждения. — Моя… пахнешь мной.

Его руки жадно тискают, сминают мягкие нежные ягодицы Уны, растягивают их, делая девушку еще более открытой и доступной, и от сильных резких толчков его члена в ее мокром, жаждущем лоне Уна вздрагивает и тихо постанывает, прислушиваясь к разгорающемуся в ее животе наслаждению. Она уже знает, как любит Аргент. Его любовь похожа на его жизнь; сначала это нежные и тонкие прикосновения, вкрадчивые, острожные ласки, трепетные поцелуи влюбленного, расцветающие на коже блаженным теплом. Движения его неторопливы и осторожны, он мягко и гибко двигается, словно ласкает тело девушки прикосновениями своего тела, наслаждаясь атласной нежность ее гладкой кожи. От этих чувственных ласк разгорается дикая жажда и Уна нетерпеливо постанывает, шире раскрывает ноги, чтобы принять его полнее, чтобы он наполнил ее собой до пресыщения, до сбивчивого горячего дыхания, до жалобных умоляющих стонов, от которых кипит кровь и кружится голова.

И тогда, вслушиваясь в ее дрожащий голос, в ее беспомощные всхлипы, он начинал двигаться сильнее, быстрее, жестче, крепко удерживая Уну на месте, вколачиваясь в ее хрупко юное тело все сильнее и сильнее. От его бешеного напора, от яростной страсти, от его грубой силы Уна возбуждается еще сбольше, течет, кричит, извиваясь, чувствуя только это — толчки в своем теле, — обмирает с каждым из них, сбиваясь с дыхания и захлебываясь им.

Не в силах противиться, растерзанная и распятая, она выгибается дугой, дрожит так, словно испытывает страшнейшую муку, и ее наслаждение вспыхивает яркой белой звездой в ее разуме, ослепляя и оглушая.

Ее голос становится грубым, хриплым, стоны вырываются из горла животным рычанием, и Аргент прижимается к ней плотно, крепко, ловя, прислушиваясь к каждому, самому мелкому спазму, двигаясь с нею, как единое целое, сильно и мягко, переплетя руки, ловя губами ее горячее дыхание, каждый ее стон и крик.

— Огненная девочка…

Поутру собираться вместе с Аргентом на занятия было странно.

Когда Уна, стыдливо завернувшись в похрустывающую свежую простыню, вышла из душа, Аргент был уже практически готов к выходу и причесывал перед зеркалом свои черные, чуть влажные волосы.

Путаясь в белоснежной ткани, торопливо скользнув ему за спину, к постели, Уна принялась отыскивать свою форму, тайком при этом разглядывая ректора.

— Я распорядился, — негромко произнес Аргент, застегивая запонки на манжетах рукавов, — и тебе принесли свежий комплект формы и белья. После вчерашних блужданий по Похороненному Дому одежда твоя была в жалком состоянии, а чулки… гхм… кажется, мы вчера их порвали.

Смущенная его словами, Уна готова была провалиться сквозь землю, однако, нашла в себе силы пропищать жалкое «спасибо» и поспешно ухватила чистую рубашку, чтобы поскорее надеть ее.

Ректор, гхм…

Тот факт, что недоступный, великий и ужасный ректор Аргент был этой ночью с ней и занимался с ней любовью, вгонял Уну в краску, она мучительно кусала губы, припоминая, что Аргент вытворял с нею, и его слова — жаркие, горячие, полные животной страсти, — которые он шептал ей, забывшись, растворившись в страсти.

«Моя! Моя!»