Академия "Алмазное сердце"

— Наверное, тебе снова придется надеть техноброню, — бестактно напомнил Демьен, намекая на одного из братьев Уны. — Помни — он может быть уже не просто твоим братом, но адептом черной магии, приверженцем смерти, всей душой желающим власти и чужой силы. Я бы не верил им обоим.

— У нас есть зеркало, — тихо ответила Уна. — Я посмотрю в него и определю, кто из них некромаг. И если надо, я свяжу его по рукам и ногам, чтобы скинуть во Вседверь.

На широком дворе, прямо напротив освещенной веранды Дерек опустил Небесную Иглу на землю, и Уна спрыгнула хрустящий под ногами гравий. С сильно забившимся сердцем она оглядела родной дом, выглядевший так тихо и умиротворенно, что просто не верилось, что в глубине его прячется монстр. Чудовище. Некромаг, когда-то бывший ее родным человеком…

— Броню, — снова подсказал Демьен, и техноящер распался на бесформенную кучу блестящих драгоценностей. — Надевай.

Уна послушалась его. В ночном свете ее серебряная техноброня, защищающая грудь девушки, сверкала ярким светом. Осторожно шагнула Уна на лестницу, стараясь ступать как можно тише, чтобы ни одна ступенька под ее ногами не скрипнула. Следом за ним в дом вошел Дерек, и замыкал шествие Демьен с пантерой, которую Дерек заставил охранять принца.

Троица шагала осторожно, уже наученная горьким опытом, отлично зная, что их может подстерегать чудовище за каждым углом.

Однако, спящий дом был тих, пуст, и лампы, горящие на столах, почти погасли. Было видно, что их зажигали скорее для чужих глаз, сделать видимость, что в доме все еще теплится жизнь. Вооружившись своими волшебными клинками, они продвигались вглубь дома, ожидая нападения в любой момент, но никого на их пути не встречалось.

— Давайте поднимемся наверх и посмотрим в комнатах близнецов, — предложила Уна, когда троица обошла первый этаж, но не нашла и следа, оставленного живым человеком. Повсюду — на мебели, на полу, — лежал толстый слой пыли, — и Уна едва не расплакалась от страха, когда в голове ее промелькнула мысль, что, возможно, они уже опоздали. Кто знает, на что способны некромаги?

Комната Джона была пуста, кровать его смята, словно давно не прибиралась и не использовалась. Даже давно погасшие свечи оплыли, закапав воском стол, и были покрыты пылью. Ужас сжал сердце Уны, когда она рассматривала это запустенье холодную пустоту. Где брат? Что с ним стало? Жив ли он? Усилием воли она подавила подступающие к горлу рыдания и отерла слезы, прикрыв за собой дверь в пустую холодную комнату.

А вот комната Гаррета была обитаема.

Неслышно ступая, подкрадываясь, все трое почти одновременно услышали отчаянный плач и жалкое всхлипывание, и Дерек, позабыв все на свете, рванул вперед, на помощь, но Уна остановила его.

— Погоди, — сухо произнесла она. — Сначала я.

Она вынула из кармана свое зеркальце, и, толкнув дверь, навела его на скорчившуюся на постели фигурку.

— Гаррет, — позвала Уна, глядя в зеркальную гладь. — Посмотри на меня. Я пришла помочь, Гаррет.

Ей не надо было даже озвучивать то, что она увидела в зеркале. Рыдающий мальчишка, чей струящийся золотой дар медленно сгнивал, становясь ядовитого зеленого цвета.

— Ну конечно, Гаррет, — пробормотал Дерек. На лице его появилось выражение гадливой жалости. — Можно ж было догадаться. На меня напал Джон, а некромаг не полез бы на рожон…

— Некромаг, — выдохнул Демьен с ненавистью. — Ах ты, шкура тупая, а ну, иди сюда!

Но Уна не дала принцу и шага сделать в комнату, удержала его.

— Смотри, — сказала она, указывая куда- то под ноги. Демьен глянул на пол — там, еле видная, словно затертая, была проведена зеленая меловая черта. — Некромаги оставили тут свои ловушки. Кто твой хозяин, Гаррет? Ради кого ты предал всех нас — меня, Джона? Отца?

При упоминании отца Гаррет заметался по постели, рыдая еще громче, и Уна увидела, что на его лодыжке блестит кольцо кандалов. Гаррет сидел на цепи, прикованный к стене, как уличный пес, как каторжник. Его одежда была грязной, давно не стиранной, и сам некромаг, у которого зло ядовитой зеленью поблескивало в глазницах, выглядел истощенным — словно его кормили через раз.

— Я не хотел, — рыдал он, размазывая по грязному лицу горькие слезы, — я не хотел! Я не знал, что это будет так страшно… я не хотел!

— А чего же ты хотел? — произнесла Уна. Голос ее был строг и спокоен, словно это не она спрашивала, а какой-то другой человек — взрослый, суровый, — которого не разжалобить слезами и почти детским отчаянием. — За что ты продал жизнь отца?

Гаррет, обхватив плечи узкими юношескими ладонями, уткнулся лицом в колени и заплакал еще горше.

— Отец сказал, что выгонит меня из дома, — с горьким полувздохом произнес он. — Он сердился, что я никак не могу освоить одно заклятье, он кричал, что я ленюсь, и грозился меня навсегда выгнать, отправит в какой-то убогий пансионат, где я едва ли получу хорошее образование. У Джона все получалось… а у меня нет. И отец повторял это раз за разом, раз за разом!