Академия читателя. Опыт осмысления теории и методологии литературно-читательского процесса

Продолжения описания пира мы находим и у авторов эпохи Возрождения. Открывается первая книга «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1534) Франсуа Рабле описанием гигантского пира, устроенного королем Утопии (название страны заимствовано у Томаса Мора) великаном Грангузье для своих подданных. Был Грангузье (что означает «Большая глотка») большим шутником, любившим выпить до дна и закусить солененьким. Гостям подали требухи от 367 014 жирных волов, и была она такая вкусная, что каждый облизывал пальчики.

И далее эта тема не ослабевает. В эпоху Просвещения пиры описывает Джонатан Свифт в своих «Путешествиях Гулливера». Эта тема продолжена романтиками (Александр Пушкин, Николай Гоголь), а также романтиками-историками (Джордж Г. Байрон, Вальтер Скотт и другие).

А как «вкусно» пишет о продуктах питания натуралист Эмиль Золя в своем «Чреве Парижа». Отечественные писатели-реалисты также не чурались темы обжорства и описания званых обедов (Иван Гончаров «Обломов», Лев Толстой «Анна Каренина», Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»). Владимир Гиляровский со своими трактирными повествованиями иллюстрировал кулинарную книгу обеих столиц России в конце XIX века.

Литература концентрирует внимание читателя на этих явлениях в разные исторические эпохи и использует тему питания для придания естественности описываемым бытованиям своих персонажей. Действительно, было бы странно, если бы читатель обнаружил, что в той или иной книге герои не питаются, то есть живут неестественной жизнью. Правда жизни не может присутствовать в произведении, где люди не совершают всего того, без чего не может существовать человек.

И эта правда жизни требует, чтобы наряду с описанием нормального или избыточного поедания пищи или возлияний присутствовала и тема голода. Голод как антитеза сытости, а тем более пресыщению становится критерием не только бедности персонажей, но и переходом к состоянию несчастья. Голодный значит несчастный – это целое направление в литературе, особенно остро проявляющееся в период появления критического реализма. Голод – это один из символов литературы последних двух столетий. Можно смело заключать пари о том, что в художественной литературе мы не найдем ни одного произведения, которое бы хоть в частностях не упоминало процесс питания либо состояние голода.

Даже если авторы обходят тему питания в своих произведениях, то утоление жажды и употребление алкоголя абсолютно не исключаемая тема. Радость винопития и пьянство как социальный порок и причина многих личных трагедий во все века не могли быть обойдены вниманием. Таким образом, литература может быть условно поделена по отношению автора и его персонажей к употреблению алкоголя как порицаемому или восхваляемому. В античности восхваление Диониса – это восхваление употребления вина как религиозного ритуала. Эта тема присутствует у Еврипида в комедии «Вакханки», у лирических поэтов Алкея и Феогнида и далее у философов Платона, Афинея и Фалеса.

Апулей разворачивает тему пьянства в ином ракурсе: «Первая чаша способствует жажде, вторая – веселью, третья – наслажденью, четвертая – безумию». Марк Порций Катон пишет: «Виновато не вино, а пьющие». А далее это мнение развивается в многочисленных трудах и высказываниях раннехристианских писателей и философов.

Тема пьянства и асоциального образа жизни – весьма привлекательная для европейских авторов всех эпох, начиная с Ренессанса. Ярчайшие образы пьяниц и дно их социального падения показаны в романистике критического реализма и натурализма, декадансе и постмодернизме. Перечислять авторов можно безостановочно: Эмиль Золя, Ги де Мопассан, Чарльз Диккенс, Марк Твен, Федор Достоевский, Максим Горький, Александр Куприн, Вирджиния Вулф, Зинаида Гиппиус, Томас Манн, Эрнест Хемингуэй, Чарльз Буковски, Уильям Берроуз, Джек Керуак, оба Ерофеевы (Венедикт и Виктор) и многие другие.

Аскетизм и самоограничение в еде не только религиозная концепция, обосновывающая победу духа над телом, но и некий морально-этический противовес неумеренному потреблению пищи и употреблению алкоголя. Эта культура может нами рассматриваться с точки зрения внутренней противоречивости человека, борющегося с собственными слабостями. Следует заметить, что в своем развитии идея пищевого самоограничения была подержана эстетическими и медицинскими концепциями, а о вреде употребления алкоголя, который являлся основным элементом питания древних, в современном обществе стали говорить как об абсолютной истине.

Эта тема также находит свое отражение в так называемой высокодуховной или светской литературе. Более того, противопоставление личностей высокодуховных и низменных проявляется по их отношению к питанию. Порой автор показывает, что скромность и умеренность в питании – неотъемлемая черта высокодуховного деятельного человека (например, образы Обломова и Штольца в романе Ивана Гончарова).