— Как моя сестра? — спросила я, воспользовавшись паузой, во время которой чувствовала на себе насмешливый взгляд тюремщика. — Вы сказали, что Элен ничего не грозит. Это так?
— А почему вы спрашиваете о ней, а не о себе?
Зелвин Лотаринж медленно кружил по маленькой комнате, немного дольше задерживаясь у окна под потолком, и смотрел сквозь решетку и грязное стекло на небо, будто это он сидел в тюрьме и мечтал о свободе.
Украдкой я следила за его мощной фигурой и скупыми неторопливыми движениями. Мужчина держал руки в карманах и всем своим видом выражал полное безразличие к моей судьбе.
— Иоланта, вы не хотите узнать условия своего освобождения? — как можно более равнодушно спросил надзорник, и меня осенило.
Конечно, Элен здорова, если она вообще была отравлена!
— Была, — словно подтвердил мои мысли Лотаринж.
Он обернулся и посмотрел на меня с лукавым интересом.
— Но письмо отравил я. Так было надо, моя жена всё понимала и дала согласие. Ведётся не то чтобы большая, скажем так, крупная игра, все тонкости которой тебе знать не обязательно. Но в моих силах дать тебе шанс повлиять на свою судьбу.
Я заметила, что каждый раз, когда Лотаринж переходил на «ты», это означало, что он перешёл к сути разговора.
— Нет, вы лжёте! — воскликнула я и вскочила на ноги. — Элен никогда бы так со мной не поступила! Да и Драконы поймут, что всё это ловушка.
— Да, но согласно закону, показания другого ящера столь же весомы, как и того, кто будет оправдываться. Ты полноценный Дракон.
Лотаринж достал из кармана надушенный платок и поднёс его к лицу, будто в камере дурно запахло.
— Можешь обвинить, кого хочешь. Есаденских, деканшу, ректора. Твоё дело — дать против них показания. Они дали тебе письмо, Орден преследует политические цели, возможно, при тебе даже говорили о свержении императора.
Надзорник замолчал и склонился над вазочкой с крошечным букетиком незабудок, стоявшей на столике. Не снимая перчаток, он растёр один цветок между пальцами, смяв бледно-голубые лепестки, и бросил из тут же, на грубую скатерть мятного цвета.
— Ни о чём подобном со мной не говорили. Да и кто я такая?! — начало было я, но осеклась, раздавленная мелькнувшей мыслью.
Это неважно, правда никого не интересует. Им нужны мои показания, чтобы уничтожить Орден Драконов, и надзорники намерены их получить любой ценой.
— Подумай, Иоланта, скажем, до завтра, — обернулся Лотаринж со спокойной зловещей улыбкой. — И помни, что в тюрьме Гриам далеко не все камеры такие удобные. Служанка придёт к тебе через час, ужин подаётся в семь.
И, слегка склонившись, надзорник направился к двери.
— А Элен? Я увижу её? — крикнула я в спину.
— Она навестит тебя дома. После дачи показаний тебе останется только одна дорога, в Саклен. Но не переживай, мы тебя не оставим и подберём удачную партию. Насколько это будет возможно, — хмыкнул Лотаринж и громко постучал в дверь.
Уже через минуту я осталась в одиночестве и без надежды на чью-либо помощь.
Глава 33
В самом деле, разве можно в моём положении надеяться на чудо? Никто не поможет, даже если захочет, а захотят немногие. Велизия и, может быть, Эванс.
Я села обратно на постель, сцепив пальцы в замок, и крепко задумалась. Конечно, надзорники горазды лгать, чтобы запугать жертву и заставить её сотрудничать. Я не верила, что Элен по доброй воле приняла яд и всё ради того, чтобы опорочить меня. Впрочем, я больше ни в чём не была уверена.
Думать о возвращении домой было горше всего. Куда я там приткнусь? Драконице не место среди магов, в Саклене всё мне чужое, не потому что я придирчива, а потому, что изменилась. Госпожа Филес постаралась, но не только она одна. Я будто открыла проржавевшую насквозь дверь, переступила порог тайной комнаты и не могу сделать вид, что этого не было, и жить дальше.
Дверь действительно открылась и впустила маленькую худенькую девчушку с подносом, на котором стояла тарелка супа и железная кружка с мутным напитком, отдалённо напоминающим чай.
— Это для вас, — пролепетала служанка, глядя на меня во все глаза, будто на чудовище. — Суп ещё не остыл.
Наверное, ей нарассказали о Драконах всякого, раз она чуть ли не пятиться, делая охранные знаки.
— Спасибо, оставьте на столе. И уберите цветы, им здесь не место. Без света и свежего воздуха всё живое завянет, — грустно произнесла я, не в силах оторвать взора от раздавленного бутона незабудки.
— Как прикажите, госпожа, — девушка сделала книксен и из любопытства подняла голову, посмотрев прямо на меня. Только тут стало заметно, что на одной щеке служанки чернеет некрасивое родимое пятно. Мне захотелось сказать что-то ласковое, как-то ободрить девушку.
— Ты можешь идти. Принеси только таз с чистой водой. И мыло, если можно, — попросила я с улыбкой, не двигаясь с места, чтобы не спугнуть служанку. — На сегодня мне больше ничего не нужно.
— Хорошо, госпожа. Как прикажете, я готова помочь вам всем, чем смогу.
Это было сказано совершенно иным, более дерзким тоном, но когда я в изумлении повернула голову, чтобы взглянуть на преобразившуюся девчушку, увидела лишь её спину.