Мужчина терпеливо стоял на пороге, совсем не обращая внимание на нарастающую истерику моей матери, а она отчаянно пыталась найти точку опоры в этом безумии, как жаль, что именно сегодня я ничем не могу ей помочь.
– Подождите нас минуту. За дверью!
Ни возражения. Ни упрёка. Ничего. Он молча вышел и запер за собой дверь. Я же ужаснулась тому, как сильно я скопировала властный тон бабушки. Прижала ладонь к дрожащим на шее венам. Показалось. Показалось. Я не похожа на эту страшную женщину.
Поздно. Мама тоже заметила это. Шмыгнула носом и как-то пугливо шагнула назад.
Эти странности с ней уже давно. Вглядывается в меня, ищет какие-то одной лишь ей известные знаки, а потом вот так шарахается, как от чужой.
Вздохнула и с улыбкой протянула ей руку.
– Это последняя воля, Ви, ма. Мы должны.
Как чертовски мало ступенек на этой гребанной лестнице. Нам сейчас очень не хватает свободного полёта перед падением. Оно наступает слишком быстро. Встречает нас утопающим в кроваво алых розах гробом. Мама по-детски пугливо вжимается в меня. Зарывается лицом у меня в волосах, сильнее тянет к земле. А я мотаю головой, чтобы челка упала мне на лицо и спрятала хоть немного от хищных взглядов незнакомцев.
Но мне приходится смотреть за нас двоих. На лицах гостей не лежит печать скорби. Им интересно. Все взгляды прикованы к двум чужачкам, которые должны быть благодарны, что их на время пустили в этот тайный круг холеных уродов, которыми правила моя бабушка.
– Вивьен, Беатриче, – торжественно обращаются к нам неприлично алые губы леди Теймроуз, и мама начинает дрожать сильнее.
– Дорогие гости, вы едва ли успели познакомиться с моей
Госпожа Теймроуз не привыкла к отказам. Кому как не моей бунтарке-маме знать об этом. Но сегодня не тот день, чтобы топать ножкой или сбегать с пропахшим салями парнем на его скутере, и она покорно отпускает меня.
Ума не приложу, что имеет в виду бабушка под фразой “покажись” гостям. Я должна покружиться или сделать книксен?
Тупо стою на месте. Разглядываю идеальную причёску матери моей матери. Ни единого седого волоса, едва заметные морщинки вокруг глаз и на шее. Тонкие длинные пальцы с двумя фамильным кольцам на каждой руке. На одной печатка миссис Теймроуз, на второй дедушки, которого не стало ещё до нашего с Ви рождения.
– Не робей, милая, здесь все свои.
По стройному ряду “своих” пробежал ободряющий незлой смешок. Но мне он не помог, я лишь сильнее стиснула зубы и сжала в кулаках подол моего черного платья.
Бабушке не понравилась заминка и моя внезапная непокорность. Быстрым шагом она пересекла разделяющее нас расстояние, и угрожающий цокот её каблуков эхом растекался у меня в груди.
Лишь оказавшись напротив меня, она прошипела так тихо, чтобы услышать могла только я и мама.
– Когда я говорю, ты слушаешься, а не позоришь меня перед людьми, Вивиан. Подними голову.
Все ещё смотрела на неё из под челки.
Бабушка не стала ждать, что вычурно одетая толпа усомнится в безграничном авторитете семьи Теймроуз. Она схватила меня за подбородок и рывком сбросила с моего лица волосы.
Все ахнули. Даже золотистые пузырьки в их непочатых бокалах шампанского замерли в этот миг. Шампанское! Они пьют шампанское на похоронах моей сестры!
– Поразительно сходство, не правда ли?
Бабушка была довольна произведенным эффектом и даже ослабила пальцы. Вовремя, казалось ещё секунда, и она пропорет мне щёки. Уверена, у меня на коже остались следы в виде полумесяцев от её ногтей.
– Госпожа Теймроуз никогда не упоминала о том, что у Вианор есть сестра-близнец. Как-то очень удобно вскрылся этот факт, не находите? – вперёд вышел мужчина без бокала. Его руки были сложены за спиной, словно крылья. А сам он напоминал немолодого ворона. Уверена его глаза когда-то были чёрными, а теперь напоминали темные озера охваченные белесым туманом. Он слеп! Почему-то пришла в голову спасительная мысль. Но я всё равно боюсь его взгляда.
– Господин Эшрейвен видимо проморгал этот момент.
Вот так панч, бабуля. Общением с этими Эшрейвенами ты явно не дорожишь, так какого дьявола пригласила на похороны этого страшного мужика. Да и сам он явно не в восторге от такой компании.
– Эшрейвены видят куда больше, чем Теймроузы, – он не сводил с меня взгляда. – А здесь я, чтобы поддержать племянника. Общество твоей родственницы мне одинаково неприятно, Виви.
Потребовался добрый десяток ударов сердца, чтобы понять, что он не произнёс последнюю фразу вслух. Комната поплыла, а ухмылка старого ворона и прижатый к губам палец лишь добавили нереальности происходящего.
Я бормотала это одними губами а пальцы путались в вязком воздухе.
А что если там не она? Вдруг Ви жива? Не могут быть похороны такими странными. Не пишут в семнадцать завещания. А слепые мужчины не читают мыслей.