— Обещаю, Леня. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть тебя в безопасности, — его голос как никогда был твердым и уверенным в своей правоте. — И вернуться сам…
Мы оба осознавали риски, но также и понимали, что некоторые моменты в жизни требуют жертв, которые выходят за рамки личных интересов. ДраКоша внезапно начал светиться, словно состоял не из оттенков ночи, а впитывал в себя все окружающие цвета. Магическая энергия начала пульсировать в воздухе, а свет его крыльев становился всё ярче, обволакивая нас обоих. Острый кончик его хвоста полоснул по чешуйкам на собственной шее, и глубокая рана мгновенно украсилась рубиновыми каплями крови фамильяра. Нетрудно было догадаться, что мне предстоит сделать. Я потянулся губами к зарождающемуся ручейку и принялся глотать ручеек, обжигающей вкусовые рецепторы, жидкости. Я чувствовал, как каждая крупинка моего сознания, каждый аспект моего бытия погружается в некий глубокий, затяжной сон. Прежде чем тьма окончательно поглотила меня, я заметил, как мордочка ДраКа оскаляется в финальных усилиях, и последнее, что я почувствовал, было его теплое мощное тело, прижимающееся ко мне, словно в прощальном жесте.
Первое, что я ощутил, когда очнулся, был холодный ветер, обдувающий лицо, и влажная грязь под щекой. Я полураздетый лежал в ледяной каше из мокрого снега, окружённый звуками ночного леса, нарушаемых треском пожара. В голове ещё кружились туманные образы пещеры и гнезда ДраКа, но я точно знал, что вернулся. Вернулся, чтобы защитить Лию и выполнить то, ради чего фамильяр, возможно, пожертвовал своим существованием.
Сознание медленно возвращалось, подгоняемое ноющими сигналами верхней половины тела. Все, что должно было находиться ниже, как бы эта мысль ни пугала, я совершенно не чувствовал. Приподнявшись на локте, я повернул голову и убедился, что мои ноги были на месте, хотя правая была неестественно выгнута. Мокрый хвост толстым канатиком, без намека на подвижность, словно искусственный, свисал концом в лужу подо мной. Сколько я ни пытался заставить мозг пошевелить нижними конечностями, я лишь наталкивался на глухую пустоту в ответ. Неужели, у меня сломан позвоночник? Другого объяснения абсолютного отсутствия ощущений от явно переломанной правой конечности у меня не было.
Сквозь зарождающуюся панику и шум в ушах доносился чей-то злобный, полный презрения, требовательный рык. Взглянув в его сторону, я с ужасом увидел, как шею белоснежного ликана, шерсть которого была обильно испачкана кровавыми брызгами, сжимает еще более устрашающий монстр. Задние лапы полу-обращенной принцессы едва касались земли, а мускулистые полу-руки-полу-лапы ликанши пытались расцепить хват черных пальцев, когти которых впивались в ее кожу до крови. Видя, как Лиана борется за каждый вдох под удушающим давлением Канцлера, я осознавал, что мое бездействие сродни предательству по отношению к ней. Этот монстр выдавливал из нее жизнь своими чудовищными отростками, а я… Я был бессилен что-либо сделать. До моего волчьего слуха донеслись слова, льющиеся злорадной желчью из оскаленной пасти, которые он шептал в ухо теряющей сознание девушки.
— А ведь все могло сложиться иначе! Тебе всего лишь стоило принять предложение и стать моей парой. Как все сучки раздвинула б ноги и потерпела бы пару ночей!
Слова Канцлера словно раскаленные иглы одна за другой вонзались в самое сердце. Этот ублюдок предлагал МОЕЙ волчице то, что я думаю?! Гнев, затмевающий разум, вымыл из ощущений всю оставшуюся боль и громогласный рык начал подниматься из самых темных уголков внутренностей. Моё отчаяние и ярость слились воедино, придавая сил даже в этом израненном, наполовину парализованном, теле. Я чувствовал, как каждый из оставшихся нервных отростков вибрирует от жажды действовать, пытаясь преодолеть этот паралич. Возможно, моя человеческая часть и понимала бренность текущих возможностей, но зверь внутри меня отказывался сдаваться без боя. Я, не особо задумываясь над тем, что творю, задрал голову к небу, с которого на меня одобрительно посмотрел круг Селантоса, и окрестности парка огласил вой, в котором я выплескивал всю свою ярость в отношении обидчика моей пары. Человеческая часть сознания не сразу поверила в то, что моя глотка способна издавать подобные звуки, но звериная половинка велела ей заткнуться, спрятаться поглубже в подсознание и не отсвечивать. Ох, зря эта клыкастая тварь не добила меня, когда у него была возможность. Пускай мои ноги не слушались, я мог передвигаться и на руках.
— Убери свои грязные лапы от моей девушки, шерстяной ты ублюдок! — процедил я сквозь сжатые зубы, перерастающие в клыки и начал ползти на руках в сторону этого гада. Пальцы рук вытягивались на глазах, а когти, сменившие ногти, помогали ускорить движение, углубляясь в промерзлую землю.