Академия Камелии

Но к счастью или к сожалению, не все волшебники любили друг друга при жизни, даже будучи годами в браке. Что весьма прискорбно. Да и не только волшебников это касается, что делает ситуацию вдвойне прискорбной.

И хотя Деян, по-прежнему считал себя знатнее и богаче Бажана, он не мог отрицать одного доподлинно и ставшего известным всем факта — Бажана лучше не злить, а иначе он покажет себя настоящего. И такого настоящего юного господина Вирлиона, хоть Деян и не хотел себе в этом признаваться, но он в самом деле боялся. Боялся настолько, что не мог описать ни единым словом. Хотя слов, в словаре анлисского языка существовало предостаточно.

И это путешествие, хоть и не было закончено, но уже заставило Деяна осознать многое и в том числе было — что иногда нужно, всё-таки держать рот на замке, а иначе будь готов принять последствия.

Но, словно назло, Бажан сам обернулся и спросил:

— Недалёкий бедняк, как кто? Как я? — мальчик улыбнулся, но в его улыбке не было ни единого намека на радость или веселье.

Но Деян не осмелился ответить. Он понимал, что это уже не та ситуация, как раньше, где он мог принизить кого-то. В ситуации с юным господином Вирлионом, всё было абсолютно иначе. Поэтому мальчик лишь только посмотрел в сторону, прикусив губу от того, что и хоть и этот Вирлион и был в самом деле, недалёким бедняком, но был тем, кто уделал самого Деяна Фирлиона. Сына всеми известного и почитаемого генерала Фирлиона. Но в отличие от отца, сын не был настолько смел и решителен. Но возможно, это пока что. И кто знает, быть может в будущем, всё изменится.

В конце концов, Анлиа́нр, столица королевства, тоже построилась ни за один год и даже ни за один десяток лет.

Как говорят умнейшие учёные — всему свое время.

Но Марион, к счастью или к сожалению, ответил за Деяна:

— Да, как ты. Что в этой жизни, что в прошлой, он считает себя лучше всех и особенно, лучше тебя. Тут уж ничего не попишешь.

— Это не так… — тихо попытался возразить Деян, но его ответ растворился в шуме шагов.

Мальчик и сам не понял почему решил возразить, но словно внутренний голос велел ему это сделать. Но как жаль, что этот внутренний голос затих также быстро, как и возник. И поэтому Деян не стал пытаться возразить вновь.

Но Марион, между тем, всё продолжал:

— К счастью или к сожалению, есть такие создания, которые рождаются спокойными и смиренными, не желая чего-то помимо того, что уже имеют и проживают свои жизни, не стремясь заполучить чего-то, что им не принадлежит и принадлежать не должно. Но есть и те создания, которые стоит им только увидеть этот мир, как в их, пусть и крохотных сердцах, но уже зараждаются семена гордыни и тщеславия. Но как бы было хорошо если бы были только одни такие семена, ведь с годами, из этих небольших семян вырастают целые деревья, плоды которых не ограничиваются лишь гордыней и тщеславием.

— А что же ещё тогда? Какие ещё плоды вырастают? — спросил, внимательно слушая эльфа, Бажан.

— Помимо плодов гордости и тщеславия, на деревьях вырастают плоды алчности, жадности, злобы и предубеждения. И даже если бы хоть один из этих плодов решил съесть червяк, то в тот же миг, стоило ему откусить хотя бы кусочек, как он покинул бы этот бренный мир. Ведь те плоды отравлены. Отравлены с самого начала, ещё когда были лишь небольшой горсткой семян.

— Но неужели нельзя ничего изменить? — вновь спросил Бажан.

— Едва ли. Но многие полагают, что в процессе жизни, мы, и в самом деле, меняемся. Но это отнюдь не так. Вернее будет сказать, не совсем так. Мы меняемся в плане того, что растем и вырастаем, покидая отчий дом и начинаем жить свою собственную жизнь. Мы меняемся в каких-либо предпочтениях или желаниях, но наши истинные натуры не подвергаются изменениям.

— Да разве это возможно? — спросил Зариан. — Мы же не остаёмся с тем же суждением и мнением в шестьдесят, какое было у нас в двенадцать.

— И да и нет, — пожал плечами Марион. — Иногда нам, действительно может показаться, что мы изменились и наше прошлое Я осталось где-то в прошлом. В прошлом, до которого уже и не дотянуться, и в которое, уже никак не заглянуть и, в которое не вернуться. Но это не так. То, что нам кажется — это иллюзия. Мы остаёмся в шестьдесят такими же, какими были в двенадцать. Наши подлинные натуры и наши истинные чувства не меняются, хоть пройди и несколько десятков лет.

— И всё же я не верю в это, — развел руками Лин. — Невозможно не меняться полностью.

— Я не стану тебя убеждать, господин Аларнон, ведь с годами ты и сам все прекрасно поймёшь.

— Но что вы хотели сказать нам этими словами? — Бажан придержал Адрастаса за руку, когда тот чуть не споткнулся, засмотревшись на одно из строений, за котором, как ему показалось промелькнул чей-то силуэт.