Академия Князева

Да, не следовало ему спорить с Иваном Анисимовичем. Не потому, что тот был его начальником и парторгом. На Севере Князев повидал разное начальство и пришел к убеждению, что должность еще не есть свидетельство ума и способностей. Дело в том, что, когда он еще пешком под стол ходил, Иван Анисимович уже проводил съемку на побережье Арктики, цинговал, ел собак, а позже прошел войну, воркутинскую тундру, уссурийские джунгли и еще многое из того, что им, родившимся в сороковых, и не снилось.

О своей жизни Иван Анисимович рассказывать не любил, да и внешне эти годы почти не отразились на нем, разве что глубоко запавшие глаза да углы резких морщин на щеках намекали, что повидал он немало. Был он вдобавок лыс – но это еще не свидетельство пережитого. Полысеть можно и от чужих подушек…

Где-то рядом скрипуче прокричала кедровка: «Кыр! Кыр!» Солнце уже цеплялось за макушки деревьев. Стало чуть прохладней. Хотелось пить, но впереди было еще семь километров.

Наконец показался Матусевич. Он торжествующе потряс над головой кружкой. Князев погрозил ему кулаком и крупно зашагал вперед. Матусевич схватил рюкзак и, путаясь в лямках, пустился вдогонку.

Под гору шагалось легко, деревья только мелькали. «Во жмет!» – думал Матусевич и изо всех сил старался не отставать.

– Бери поправку на уклон! – бросил через плечо Князев. Матусевич кивнул – сто тридцать два, сто тридцать три, – проглотил комара, закашлялся, зацепился сапогом за валежину и растянулся. Рюкзак, брякнув привязанным к застежке котелком, перелетел через лопатки и больно стукнул его по затылку.

Князев обернулся на грохот, увидел Матусевича в позе раздавленной лягушки и приостановился.

– Смотри под ноги, раззява!

Матусевич, морщась, потер колено, прохромал несколько шагов и с ужасом понял, что забыл счет. «Ну все, пропал. Князев съест живьем. И еще неделю придется ходить стажером, это как минимум».

Метров сто он ковылял, жалобно помаргивая в широкую спину Князева, но потом все же решился;

– Андрей Александрович!

– Чего тебе? – буркнул Князев, не оборачиваясь.

– Я сбился…

– Куда сбился?

– Со счета.

Князев с разгону остановился, круто повернулся, подошел вплотную. Сквозь черную кисею накомарника пристально и недобро смотрели светлые глаза. Матусевич съежился, втянул голову в плечи. Он знал, что Князев не будет его отчитывать, а бросит одно-единственное, самое обидное в его устах слово: «Неумеха!» И это не для того, чтобы его, Матусевича, как-то усовестить или даже унизить. Если Князев так сказал, значит он так о нем думает на самом деле, значит он пришел к такому выводу, и переубедить его будет ой как трудно…

Матусевич горестно закрыл глаза и вдруг услышал чуть насмешливое:

– Ладно, Володя, не расстраивайся, – Князев потрепал его по плечу. – Я и сам иногда сбиваюсь: отвлечет что-нибудь – и готово! – И уже серьезно сказал: – Начинай от ноля. Дойдем до болота и все точки к нему привяжем обратным счетом.

Снова замелькало между стволов солнце. Матусевич шел следом за Князевым и думал, что было бы здорово, если бы тот тоже упал и сломал ногу. Тогда бы он потащил его на себе…

Лес незаметно поредел. Мелкие кустики ольхи не закрывали даль, и справа над неровной кромкой опушки открылось голокаменное плоскогорье с цепью гольцов. Князев остановился и долго смотрел туда, будто хотел разглядеть что-то, известное лишь ему одному.

– Владения Афонина! – сказал он.

– Им хорошо! – отозвался Матусевич. – У них комаров нет и видимость колоссальная.

– И дров нет. В маршрутах чай сварить не на чем.

– Это как же?

– Тундра! На каждой подбазе канистры с соляркой, еще зимой завезены. На ней и готовят в лагере. Там у костра не посидишь!

Матусевич только глотнул в волнении слюну и, пока плато не скрылось за деревьями, все время оборачивался и покачивал головой. Ну и ну!

Путь преградил каньон, узкий и глубокий, как след топора. Дно его, усеянное мелкой щебенкой, служило руслом для вешних потоков, но сейчас там было сухо. Обе стенки каньона оказались сложенными все из тех же «Горохов». Князев замерил горизонтальные трещины и увидел, что они падают в разные стороны, на север и юго-запад.

На левой странице пикетажки он набросал план выхода «Горохов», провел линию нарушения, отметил место находки глыбы габбро-долеритов и задумался, покусывая сквозь сетку карандаш. Нарушение хорошо объясняло смещение «горохов» вниз по склону, но свал оставался далеко в стороне. Князев пунктиром подрисовал к нему ответвление от нарушения. Получилось красиво, но это уже называлось подтасовкой, и он жирно перечеркнул пунктир.

Ладно, нечего лепить ноги к шее. Все равно ничего сейчас не придумаешь. Горные работы покажут, что к чему.

Он со вздохом закрыл пикетажку и спросил Матусевича:

– Так вот, сэр, вы знаете, где мы сейчас сидим?

– Знаю, – заторопился Матусевич. – На нарушении. Для системы пологопадающих трещин. А вот оно в рельефе выражается! – И он ткнул пальцем в планшет.