Академия Колханд

— Ну ты хотя бы бегаешь неплохо, Мартинс, несмотря на то, что дура полная, — он присел около меня на корточки, сложив локти на свои колени.

— Как тебе вообще в голову пришло бежать от меня? Вам, монашкам, чувство самосохранения не знакомо?

Он снова поднялся в полный рост и нарочито ласково продолжил:

— Ну как? Видишь, Мартинс, я тебя даже похвалил! Цени!

На это я лишь сильнее стиснула зубы, чтобы не стонать от боли и обиды. Как я могла не догадаться, что площадка для занятий магией будет огорожена защитным полем? Я и правда самонадеянная дура.

— Я уже говорил вчера, отращивай броню или тебе не выжить ни среди магов, ни среди двора, — он вздохнул, словно следующие слова ему давались не просто, — в моих словах ты должна ловить только ценную информацию, сбрасывая шелуху оскорблений, обид и всего остального. Я последний раз говорю тебе об этом, Лидия Мартинс. Это понятно? — не дожидаясь моего ответа, он просто развернулся спиной и направляясь к помосту, повторил: — На место, Мартинс, живо!

Я поднялась, подтянув к себе ноющую ногу и потерла ушибленную щеку. Мужчина уже добрался до помоста и одним движением запрыгнул на него, развернулся ко мне. Из-под капюшона сверкнул хищный оскал.

Прихрамывая на ушибленную ногу подковыляла к нему, забралась помогая себе руками и устроилась на покрывале, на этот раз вытянув ноги вперед, и уперевшись назад на вытянутые руки.

Мужчина лишь фыркнул и приказал закрыть глаза, что я и сделала. Сначала ничего не происходило. Потом в животе начал закручиваться тугой узел. Легкая тошнота поднималась к горлу, и я замычала.

— Терпи, Лидия, скоро пройдет. Но сейчас терпи и не шевелись, — голос мага послышался совсем рядом, как если бы он сидел прямо передо мной.

— Будет тошнить, не стесняйся. Всех тошнит при этом. Даже меня.

После последней фразы пообещала себе сдержаться. Сомнительного удовольствия наблюдать как меня рвет я ему не доставлю.

Через какое-то время тошнота стала немного отступать, а на ее место пришел холод. С каждой минутой становилось все холоднее, вскоре я уже не чувствовала пальцы ног, меня сильно трясло. Глаза начали слезиться. В животе снова скрутился тугой ком боли.

Но я молчала и не шевелилась. Повторяла сама себе, что еще минута и все прекратится. Потом снова: потерпи, минута и все закончится. Тошнота накатывала с новой силой. Я ничего не видела и не слышала, казалось, что в уши набили ваты, сердце колотилось очень быстро и сильно, норовя выскочить из груди и умчаться прочь.

Несмотря на ледяной холод, сковавший меня, сам воздух начал нагреваться и каждый вдох приносил не меньшие страдания, иссушая горло. Теперь, даже, если бы я и хотела что-то сказать и попросить прекратить, то не смогла.

Неожиданно, помост подо мной затрясло, горячий воздух ударил в заледеневшее лицо с такой силой, что голову откинуло назад, из глаз брызнули слезы. Попыталась позвать на помощь и попросить пощады у Учителя, но ничего не смогла выдать, кроме жуткого хрипа.

Наконец, руки подогнулись, и я рухнула на спину, мышцы рук и ног непроизвольно сокращались, пальцы сжимались в кулаки и разжимались. Сильный грохот и помост снова содрогнулся, а потом шум и горячий ветер стихли.

Моего лица кто-то касался, звуки начали прорываться, словно сквозь толщу воды.

— Лидия, ты меня слышишь? Лидия! Девочка, ты должна очнуться. Слышишь, Мартинс, ты должна открыть глаза! — голос моего мучителя был на удивление обеспокоенным. — Лидия, девочка, приходи в себя. Тут не место для сна!

С трудом разлепила глаза, чтобы увидеть перед собой темноту. Ничего, кроме черного провала, скрывающегося под капюшоном мага.

— Пи-и-ить…

— Так, девочка, давай-ка отправимся отдыхать. На сегодня хватит, — мужчина суетливо попытался меня приподнять, придерживая за спину. Я даже представить не могла, как в таком состоянии смогу добраться до комнаты в общежитии, ведь ко всему прочему меня снова начало трясти.

— П-п-помогите мне, п-п-пожапуйс…. - зубы выбивали дробь и мне никак не удавалось опереться руками, чтобы помочь себе подняться на ноги.

— Так, давай, маленькая, ложись… молодец… сильная девочка, давай, эту руку сюда, а эту сюда… — чей-то тихий голос, спокойный и, даже ласковый убаюкивал, обещал, что все будет хорошо. И мне очень хотелось ему верить, потому я позволила уложить себя обратно, переместить трясущиеся руки и опустить их вниз, вытягивая вдоль тела. Затем меня завернули в плед, на котором я сидела до этого и, укутав, словно ребенка, аккуратно подняли на руки.

Мужской голос что-то бубнил мне в макушку, но я не разбирала слов. Меня мерно покачивало при каждом шаге, руки и ноги начали согреваться, тело, прижатое к горячей груди несущего меня мужчины, расслабилось.

Немного повернув голову, я уткнулась носом в рубашку, сквозь которую ощущался жар. Было тепло, спокойно и уютно, словно во сне. Вспомнилось как папа носил меня маленькую на руках, как обнимал, когда я болела, и так в его нежных и сильных руках было спокойно и хорошо. Нестерпимо захотелось чего-то такого! Такого! Не знаю, чего.

Над головой раздалось чуть громче: