― Так это уже после было! Через пару лет, после того, как она с тем вампиром связалась. Он вроде уже и смирился, стал за другой девушкой ухаживать, а потом, как подменил его кто! Сам на себя стал не похож. Бессонницей страдал, злой всегда ходил, на драки нарывался, точно у него кулаки чесались… А пуще всех зол был на Ятту, мол, она его променяла на чудовище, предала его чувства… Все над ним насмехались, напоминали, что и до этого Ланди он ей не нужен был, а бедолага только злее становился… Как-то раз, мне сосед сказал, мол, часто стал видеть брата в компании какого-то незнакомца. В плаще с капюшоном, подозрительный такой тип, скрытный… Ну, я брата и спросила, кто такой? Я всех его друзей-то знала! А он как рыкнул на меня: "Не твоё дело, это друг мой! Он один меня понимает!.." А прежде мы с братиком не разлей вода были, никогда он на меня голоса не повышал… А тут, гляди-ка, друга завёл!
― И вы не знаете кто был тот человек? – глядя в упор на женщину спросил следователь.
― Нет, имени не знаю… Только как к брату прилетала чёрная сойка, так он срывался куда-то, а возвращался всегда злющий, и всё про Ятту гадости говорил. А раньше он и слова дурного о ней не позволял ни себе, ни кому ещё! Даже и после свадьбы защищал перед людьми, многие недовольны были её выбором, так он за неё даже дрался…
― Имени, значит, не знаете, – сыщик внимательно следил за женщиной. – А как выглядел, видели?
Госпожа Ларт замялась, даже покраснела слегка, но, под тяжёлым взглядом следователя, созналась:
― Я за братика переживала, да и любопытно было, что там за друг такой… Как-то раз, пришло говорящее письмо, и брат ушёл. Ну, я за ним. Он за деревню вышел, и в лесок. А там его этот и поджидал. На вид и тридцати лет нет, тощенький, не сказать, чтобы высокий, а против моего братца, так и вовсе сморчок! Лицо неприметное такое, и щурится, будто видит плохо. Переговорили они о чём-то, заспорили, потом этот брату в глаза посмотрел, и спор закончился. Незнакомец стал что-то объяснять, я далеко была, ничего не услыхала, ну и пошла домой. Боялась, что заметят, хотя завесу-невидимку на себя навела. Академий не кончала, да кое-что могу! – женщина заносчиво глянула на декана.
― Это было до исчезновения Ланди? – уточнил дознаватель.
― Да аккурат перед этим и было, – немного подумав, ответила госпожа Ларт. – Потом-то этот «друг», как испарился! Брат всё ждал вестника, пил…
― А из семьи Варданов кто-то сейчас жив? – неожиданно подала голос декан, и Йан заметил лихорадочную надежду в её глазах.
― Все померли, – с некоторым злорадством заявила сестра Ларта. – Когда Ятта с муженьком и новорожденной исчезли, так они страдали очень, переживали. Через полгода умерла госпожа Вардан, а за ней вслед, через пару месяцев, и отец семейства почил. Больше-то детей у них не было, горе такое для родителей.
― Где был ваш брат, когда семья Ланди исчезла? – спросил следователь, давая Нэл время переварить новость о её бабке и деде .
― Не помню я, времени-то сколько прошло! Да мне и без него было тогда о чём беспокоиться, я замуж собиралась, свою жизнь устроить хотелось.
― Как умер ваш брат? – безо всяких эмоций осведомился сыщик.
― Ох, – хозяйка скорчила скорбную мину, – сколько времени прошло, а всё плачу, как вспоминаю. Единственная родная душа… Я из лавки пришла, с работы, значит. А он дома был, пьяный, чуть живой. Меня увидал, стал за руки хватать, всё хотел в каком-то ужасном преступлении сознаться… Да как только рот открывал, будто кто ему горло сжимал, ни звука произнести не мог, давился словами! Он всё старался пересилить это, а потом вскочил, схватил нож, да вонзил себе в грудь… Умирая уже всё повторял: “Прости меня, прости меня, Ятта.” А уж за что простить, что там ему спьяну померещилось, того не знаю, – госпожа Ларт печально вздохнула, и утёрла слезу уголком шали.
― А после того, как Ланди исчезли, чёрная сойка прилетала к нему? Может, у него деньги стали водиться? – следователь внимательно слушал женщину.
― Нет, птицы я потом не видала, – озадаченно ответила та, – а деньги, если и водились, так он их в кабаке оставлял, до дома не доносил. После исчезновения Ятты он и вовсе запил по чёрному, и всё на драки нарывался, да с теми, кто сильнее, или числом больше. Ему уж и все говорили, мол, пришибут тебя однажды! Только он всё одно, будто специально напрашивался на побои… А как трезвый был, плакал, кулаки о стену в кровь разбивал, когда думал, что я не вижу. Кажется мне, он умом тронулся, то ли от горя, то ли от выпивки этой проклятой! То ли не выдержал, что его Ятта пропала…
Когда следователь и декан собрались уходить, госпожа Ларт оценивающе глянула на Нэл и, не скрывая презрения, проговорила:
― Я слыхала, вампирские дети все бледные да беловолосые, а по вам и не скажешь… Да и не может быть дитятка у вампира и чистокровного риварца! Ятта – ваша мать, это точно, да вот кто отец? Видать, пригуляла вас наша красавица, вот за вампира и выскочила, чтобы позор скрыть. Даром, что такая правильная, да чистенькая с виду была!