Академия нежити. Кафедра неприятных последствий

— Отвернись, — приказала Игнату, до которого постепенно доходила вся ненормальность происходящего. Он беспокойным шагом обошел крышу, перегнулся через парапет и посмотрел на заснеженную улицу.

— Где мы вообще? Откуда у тебя дракон?..

— Отвернись, — повторила я и развернула Игната к себе спиной, уткнув лицом в стену. — Это не какой-нибудь там дракон, а Марина. Кстати, снимай рубашку, её нужно во что-то одеть.

Он беспрекословно исполнил требование, не смутившись ни переступающего с лапы на лапу двухметрового ящера, ни собственной наготы, ни легкого морозца, сковавшего деревья инистой коркой.

На озябшей спине отчетливее прежнего проступала татуировка. Ох, этот невероятный рисунок, опоясывающий руку, струящийся линиями-лентами к плечу, скрывающий под собой лопатки. Непонятные символы, за которыми таится особый смысл. От неё невозможно отвести взгляд. Её хочется бесконечно обводить пальцами, произносить начертанные руны вслух и запоминать наощупь, как запоминаешь особые отметины на теле любимого человека.

— Какая Марина? — Игнат вручил мне рубашку через плечо, не оглядываясь, а я положила её перед драконом. Тот благодарно качнул мордой, начав обратное превращение.

— С твоего курса, — возмутилась так, будто Марины-драконы встречались Игнату ежедневно. — Обычная такая Марина, вы с ней учитесь уже несколько лет вместе.

Он издал возглас удивления и попытался развернуться на пятках, но я не позволила, потому что обнаженная девушка как раз пыталась влезть в рубашку и не запутаться в гигантских рукавах.

— Ника, расскажи, пожалуйста, коротко: что вообще происходит? — Уже не просьба, а мольба.

— Коротко: не стоило тебе оживлять Александра.

С этими словами я пихнула Игната к двери, ведущей на «черную» лестницу. Марина присоединилась к нам, зардевшись до кончиков волос и помахав Игнату так, как машут только очень хорошим знакомым. Почему-то внизу живота заворочалась ревность, и даже ночная рубашка, кажущаяся на Марине безразмерным платьем, показалась мне слишком дерзкой.

Всё, схожу с ума.

Четвертый этаж, прокуренная лестничная клетка, обитая дерматином дверь, ведущая туда, откуда меня изгнали. Я застыла перед ней и сказала, ни к кому не обращаясь:

— Подождите на другом этаже. Боюсь, что встреча может закончиться тем, что нас спустят с лестницы.

— А кто тут живет? — Марина выглянула у меня из-за плеча, будто бы на двери было написано чье-то имя.

— Мои родители.

— Может быть, не стоит туда идти? — Игнат тронул меня кончиками пальцев за локоть. — Зачем бередить старые раны, а?

О, как мило, он запомнил историю моего прощания с семьей?

К сожалению, выхода нет. Нам нужно где-то переждать бурю. После зрелищного появления Марины в психиатрической лечебнице надежда на тихое возвращение в академию окончательно растаяла. Не то, чтоб она теплилась раньше, но тогда я старалась не думать о будущем. И вот, оно перед нами. Куда свернуть, куда податься?

Опасаясь, что семья переехала, но втайне надеясь на это, я сдавила кнопку звонка. По квартире разнеслась веселенькая птичья трель.

— Кто? — спросил мамин голос по ту сторону двери.

Я съежилась и почти сбежала, но ощутила на плече твердую ладонь. Игнат встал рядом, ободряюще улыбнувшись. Его поддержка помогла расслабиться и произнести почти нормальным голосом:

— Твоя дочь.

Мама открыла незамедлительно и уставилась на меня как на говорящее привидение, так и не переступив порога. Между нами не было дурацкой неловкости, когда два человека не знают, куда себя деть — только непонимание: что делать дальше?

Мы не обнимались и не плакали друг у друга на груди, но мама пригласила меня и моих друзей внутрь, даже не поинтересовавшись, почему один из них полуголый, а второй одет в больничную пижаму.

— Позвоню отцу, пусть захватит по пути домой черничных пирожных, — меланхолично добавила она, когда вручила три пары тапочек. — Ты вроде бы любила их раньше?

— Мам, у меня аллергия на чернику, — напомнила я, и мама разом стушевалась.

Нет, моя мать не была плохой женщиной, просто она всегда любила себя чуть больше, чем родную дочь.

Самое обидное, что религия не занимала в жизни родителей такого значимого места, как я когда-то рассказала Игнату. Нет, они верили, но без фанатизма, просто в тот конкретный момент решили, что дочь-колдунья помешает их тихому, промерзшему насквозь городку, и изгнали меня вон.

Дом детства встретил нас свежим ремонтом и… кучей напоминаний обо мне самой. Мои детские фотографии украшали холодильник, были расставлены на комоде и трельяже в родительской комнате. В моей спальне ничего не изменилось с того дня, как я уехала. И это было невероятно. Словно прошли не годы, а один короткий день.

Мама выдала Игнату с Мариной по отцовскому халату и поставила чайник. По квартире поплыл аромат свежей мяты. Когда я вернулась, переодетая в свой старый спортивный костюм, Игнат с Мариной уплетали борщ.

— Как же вкусно, — повторяла Марина, дуя на ложку.

— Извини, что не звонила тебе, — сказала я, плюхаясь рядом с Игнатом и хватаясь за свою — личную! — кружку с дельфинами, скачущими в волнах.