– Скажи мне одно, Кристобальт, – я дождалась, пока он будет готов
слушать, и продолжила: – тебе просто надо было победить любыми
средствами или ты действительно имел в виду именно то, что сказал?
Молчание… Галочка нахмуренных, чётко очерченных бровей… Взгляд
демона, который не привык лгать...
И что же дальше?
Что ты мне скажешь, мой демон? Я вижу, ты не обманешь, но вот словом
ранить можешь. И я так боюсь этих твоих словесных ножей, от них ещё долго
будут кровоточить раны...
Я смотрю в твои глаза и вижу в них себя – растрёпанную девушку,
смотрящую на тебя, как на создателя, в ожидании чуда.
А что же ты?
Ты...
Твой серьёзный взгляд скользит по моему лицу, проходится по волосам и
становится нежным, пленительным… Опаловый огонь уже не поглощает
меня – он плещется через край, стремится ко мне брызгами чувств и
испытываемых эмоций.
Я не могу оторваться от него, дарящего мне тепло, призывающего
разгореться ответным пламенем мою душу.
Я не вижу, я чувствую лёгкое прикосновение руки к волосам. Ты мягко
перебираешь запутавшиеся пряди, твои пальцы застревают в них и ты
улыбаешься...
Я первый раз вижу эту улыбку – не озорную, не покоряющую, не
самоуверенную и не ироничную...
Так мне улыбался только один человек – дед, когда я приходила домой с
торчащими из ног шипами, со свалявшимися лохмами каштановых волос на
голове, но зато с долгожданной кавраской – травой девяти жизней – редкой, сложнодобываемой, но так ему тогда необходимой...
– Я слеп без тебя… – произнёс тихо Кристобаль, взяв моё лицо в руки и
проведя подушечками больших пальцев по скулам.
– Я глух без тебя... – заправил он спутанную прядь мне за ушко.
– Ты моя кровь, что кипит в жилах... – провёл он руками от плеч до кистей, нежно, словно кусочком шелка.
– Ты мой воздух, что дарит мне возможность жить… – очертил он дорожку
от уха, плавно, вниз по шее, вдоль ключицы.
– Твой дух заставляет меня срывать оковы и цепи, пускать всё, что создал, прямиком к бесам. Мне стало наплевать на весь мир. Я готов его перевернуть, изрыть, взорвать, пустить под откос... положить к твоим ногам…
В опаловом море я видела отражение своих, дрожащих от сдерживаемых
слёз, глаз. Каждое его слово вскрывало мою грудную клетку, подобно
садовым ножницам, всё больше и больше.
– И если ты мне скажешь, что ты готова к обряду, я буду самым
счастливым демоном на земле... в подземном царстве... в небе... Дея, ты
готова пройти со мной обряд?
Ты вскрыл мою душу, Кристобальт, любовь моя, а сердце моё уже давно у
тебя. Что я отвечу?
– Да.
***
– О, Великий Мышиный Бог, свершилось! Ну вы и нервов мне потрепали!
Ну, всю душу мне вымотали! – раздался над головой голос Бакстера.
Он что, всё это время был тут? Подслушивал мышь партизанская, что ли?
– Тигриную-то? – уточнил Кристобальт, всё ещё не выпуская меня из
магнетической нежности своих объятий.
– Что тигриную? – отряхивая пыль с крылышек, спросил Бакстер.
Интересно, где это он так шпионил, что весь запачкался, а?
– Душу твою тигриную, Бакстер, разве забыл, как тебя дед величает? –
смеялась я, уткнувшись носом в грудь демона.
Кристобальт прикоснулся губами к моей макушке и волоски зашевелились
от его дыхания, вызывая улыбку на ведьминских губах. Околдовал, демонюка
любимый...
Разведчик пыльного фронта сразу насупился, вспомнив, как на самом деле
его называет дед, и пробубнил недовольно:
– Я тут за них переживаю, свиданку с одной красоткой отменил, а они ещё
издеваются.
– Так и скажи, что весь извёлся бы от любопытства, не узнай, чем дело
кончилось, а то вот он мне тут кикимору охмуряет!
У мыша даже хвостик возмущённо оттопырился от такого сравнения и
носик гневно вздёрнулся, чем вызвал приступ смеха у нас с Кристобальтом.
Ну и мышь!
– Ты бы лучше за Силькой с Фабианом проследил, Бакстер! – укорила я
его.
Всё-таки я не доверяла этому оборотню и переживала за подругу. Кто-то
бы сказал, что это смешно – переживать за ведьму Смерти, но наша Силька
была особенной ведьмой, да ещё и увлечённой одним лохматым типом, а в
таком случае волноваться, по моему мнению, очень даже следовало.
– Да всё у них нормально! – махнул крылом Бакстер.
– В смысле? Ты их видел? – мне сразу стало не до смеха. – Говори, шпион
дедовский, иначе всё-всё тебе припомню!
– Да говорить-то нечего. Ничего интересного! – вздёрнул маленький, но
очень гордый нос тигра Бакстер. Затаил обиду, что ли, за кикимору?
– БАКСТЕР!
– Ну что сразу так орать? Лежит он.
– Где лежит?
Он что, бредит? Пыли нанюхался?
– На кровати.
– Бакстер, на чьей кровати? Да говори ты уже!
– На Силькиной. Лежит, притворяется больным. А наша ведьма
притворяется, что верит, ухаживает там за ним. Тьфу, развели скукоту, посмотреть не на что!
– А что с ним случилось?
– Да они в нашей комнате отношения выяснять начали. Силька ка-ак
разгневалась, да ка-ак запульнёт в него силой… Не сильно, но к шкафу
отбросило, а сверху на него ваш эликсирный агрегат упал. На голову.
– Ах! Разбился?
– Да говорю же, притворяется лежит!
– Да не оборотень, аппарат как?
– Ну, ты жестокая, Дея! Магистр, запомните и намотайте на ус, вернее, на
рог, ну или на что там... – Бакстер понял, что сморозил что-то не то, и