Академия относительности (СИ)

чнулся я в каком-то тёмном закутке, скорее всего в одном из подсобных помещений. уки вытянуты над головой и связаны заклятьем, стою лицом к стене, так что ночным зрением могу разглядеть только кирпичную кладку перед собой, зато чужое присутствие за спиной ощущается очень чётко. Возбуждающе чётко, видь я знаю кто это:

— Ты крэшшшев нашси…

Несмотря на неудобство и затекающие руки, беспомощность бьёт по нервам, высекая искры. Кажется, я догадываюсь зачем он меня сюда притащил, и от этих догадок по телу невольно растекаются волны предвкушения. Так что то, что должно было выйти ругательством, прозвучало скорее, как приглашение. Голос сел, пошлая хрипотца в каждом слове, да и интонации совсем не те. «Крэшшшев нашси» конечно же это заметил:

— Это ты так ругаешься или просишь продолжить?

Горячее дыхание на затылке, так что мурашки табунами пробегают по всему телу и останавливаются где-то внизу живота.

— Продолжить? Я и начинать не хочу!

— Хочешь или нет, но ты проиграл, так что теперь пора платить. Заметь, это ты начал.

И не возразишь. Действительно, я сам перевёл наше противостояние на этот уровень. Но кто же знал, что он тогда согласится!

— Я выполнил твоё желание, заметь — качественно.

Даже не видя, я знаю, что по его губам скользит усмешка. Он всё еще не прикасается ко мне, но от этого не легче, совсем не легче. Я попался как дурак: сначала по глупости проиграл, потом по не меньшей глупости допустил море промахов на уроке, а под конец перестал посматривать за спину, расслабился и позволил себя поймать как первогодку. За что теперь и расплачивался, со скованными заклятьем руками, подвешенный, лицом к стене. А он дьявольски близко, так близко, что сквозь шёлк рубашки ощущается огонь тела. Жар с одной стороны и холод грубой кладки с другой. И воспоминания, до того яркие, что в штанах пульсирует. О да, он очень качественно выполнил моё желание, даже слишком — до сих пор одна только мысль способна заново забросить меня в водоворот возбуждения.

— Молчишь? А тогда ты не молчал…

А как было молчать, если я полностью потерял контроль? Крэшшш… и сейчас рискую. Очередная порция бешенных мурашек прошла по всему телу от одного почти невесомого касания губ по краю воротника. Стон удалось сдержать с огромным трудом.

— Всё ещё молчишь? А вот я не хочу молчать, я тоже хочу так стонать, так просить…

Последние слова он пробормотал еле слышно, на самое ухо. Закрывается от меня слишком хорошо и совершенно не получается понять — играет или действительно хочет? Пришлось взять себя в руки:

— Ну так отпусти меня, и я верну долг.

— кто тебе сказал, что я хочу, чтобы ты так вернул его? Это мой выигрыш и моё желание.

Всё же играет, ну кто бы сомневался! Ведь именно зная его предпочтения, я был уверен, что он спасует и откажется выполнять задуманное. Но в прошлый раз он меня ошарашил. Что будет сейчас, я не знал, но, кажется, очень хотел проверить степень его «ублюдочности»… А как иначе объяснить тот факт, что я не особо и сопротивлялся? Да, он поймал меня, застав врасплох, но что мешает мне сейчас извернуться, ударить затылком по лицу или пяткой по коленной чашечке? Любопытство и крэшшшевы ёжики, вновь устроившие парад. Вопрос напрашивается сам собой, и я не знаю, чего в нём больше — предвкушения или опасения:

— И каково твоё желание?

Вроде четыре простых слова, но кажется они послужили спусковым крючком. Рвано рыкнув, дроу прильнул ко мне всем телом, позволяя ощутить в полной мере всю степень своего возбуждения. Он меня действительно хочет, чертов гомофоб прижимается ко мне своим членом и жарко дышит в затылок! Правда из-за разницы в росте, бугор на его штанах уперся мне в поясницу, что в некотором роде позабавило и вернуло способность язвить:

— Ну вот так вряд ли получится.

Кажется, это я зря, кажется я его недооценил. Левой рукой обхватив поперек груди он без особых усилий приподнял меня пристраивая попой точно напротив стояка. За новой волной мурашек я почти пропустил момент, когда под ногами появилась какая-то опора и его рука больше не держала на весу, а скользнула вдоль тела к животу. Влажный шёпот вновь опалил ухо:

— А так? Теперь получится?

Твою мать! Кажется, я серьёзно влип и это совсем не игра, сейчас меня действительно трахнут, не особо спрашивая разрешения. Да и кто трахнет! Эта мысль ещё немного отрезвила и заставила разъяренно прошипеть:

— Ты совсем охренел?

— Это ты охренел, когда в качестве расплаты за проигрыш потребовал минет. А я лишь продолжаю начатое тобой.

И даже не поспоришь. Можно было бы попытаться вырваться, но, во-первых, он объективно сильнее, во-вторых, действительно — он отработал долг, не спасовал, хотя я на это рассчитывал. Я не могу отступить и показать себя слабее. Да уж ситуация — или я иду до конца и меня таки выебут как последнюю шлюху или я расписываюсь в своем страхе и получаю клеймо пустозвона и труса. Особого выбора нет. Эх, я же инкуб, чего мне стоит, так? Но осознание перспектив холодной волной смыло возбуждение, так что следующий мой вопрос прозвучал уже без хрипа:

— И что дальше?