Академия попаданок. Второй семестр

— Постой, Джулия, а ведь Марина права! На твоем лице действительно остались следы радости, а это значит, что твоя соперница перешла на новый уровень магии — магию без приспособлений и ингредиентов, магию манипуляции. Но такое изучают лишь на третьем курсе, поэтому вряд ли я смогу принять этот результат, как целенаправленный и осознанный, скорее всего, это лишь удачное стечение обстоятельств.

— Нет, я специально это сделала, — пыталась я возразить, но тут же поняла, что сама себя загнала в ловушку.

— Вот поэтому и идешь мочить тряпку, — наставительно сказала графиня. — Если бы всё произошло случайно и ты раскаялась в содеянном, то я бы тебя простила, но увы, за просыпанные ингредиенты должен кто-то ответить. Сходи и намочи тряпку. Потом уберешь эту лужу, а то она вскорости начнет плохо пахнуть и мы можем задохнуться.

Я с укоризной взглянула на графиню — всё-таки я выполнила задание, — но не стала спорить и отправилась к тряпке. Исход мне был известен — стоило только коснуться средства для вытирания мела с доски, как тряпка тут же становилась сырой. Я протянула руку, подмигнула Агапе и взяла в руки… сухую тряпку.

Я помяла её для приличия, как шарик-антистресс, но тряпка даже и не думала становиться мокрой.

Что такое?

Почему?

Неужели кончилась моя индульгенция и я теперь не смогу безнаказанно хулиганить? Агапа с Маньярой тоже удивленно подняли брови, похоже, что моя лафа закончилась.

Но почему?

— Ква-хихик! — послышалось в дальнем углу кухни, возле плиты, и я успела заметить зеленую чешуйчатую лапку, поспешно втянутую в темный угол.

Глава 9

Ква-хихик?

Этот звук раздался явно неспроста. И к тому же я узнала зеленую лапку! Странно это всё, загадочно.

— Марина, что-то случилось? У тебя такой же вид, как у Борзяна при виде голой девицы, — окликнула меня графиня.

— А вы разве ничего не слышали? — я посмотрела на своих подруг, но те в ответ только пожали плечами.

— Нет, я слышу только как готовятся блюда Настроений, и как вопит твоя совесть, взывая к тому, чтобы сходить в туалет и намочить тряпку, — графиня сдвинула брови в одну ломаную фигуру, напоминающую мохнатую сойку.

— Но я… — ещё раз помяла в руке сухую тряпку, но она даже и не вздумала становиться сырой. Вот же вредина, прямо как Джулия.

А Джулия скалилась во все тридцать два зуба, даже не скрывая своей радости. Мой план меня же и подвел. Печалька.

Я заметила, как графиня вытащила платок. Мда, у меня ещё свежо воспоминание о том, как одна из наших студенток Фелиция Тромп однажды возмутилась и напрочь отказалась исполнять наказание. Тогда маркиза Ежина без лишних размышлений взмахнула платком и Фелиция, ставшая послушной куклой, тут же вышла из аудитории и вскоре вернулась с мокрой тряпкой. На утро от Фелиции не осталось и следа.

Мне вовсе не хотелось повторять участь сокурсницы, и я тут же выскочила из кухни. Ладно, во всём есть свои плюсы — мне не придется пробовать отраву Джулии. Я шла по красной дорожке в сторону туалета и привычно показывала настенным портретам языки. Они привычно следили за мной, но не шевелились, предпочитая стоять на месте.

— А Мариночка — дурочка! — вдруг пропел крайний портрет, где моложавый мужчина в серебристой мантии и с остроконечной короной на голове поддерживал за руку симпатичную азиатку в роскошном халате.

Я остановилась как вкопанная. Вот не хватало, чтобы ещё портреты высказывали своё мнение касательно моих умственных способностей. Да, не Эйнштейн, но к умственно отсталым себя никогда не причисляла.

Под моим пристальным взглядом пара ничуть не смутилась, а всё также продолжала бесстыдно пялиться на меня. Я сделала три шага вперед — глаза передвинулись следом за мной. Назад — тоже самое.

— Вы чего обзываетесь? — я вспомнила, как графиня недавно делала бровями мохнатую сойку и попыталась сделать тоже самое.

Почувствовала, что выгляжу крайне глупо и грозно опустила уголки губ. Вот теперь портрет должен был испугаться.

— Мариночка ещё глупее чем дурочка! Она просто сумасшедшинка! — снова пропел тот же голос и я заметила небольшое движение на руке азиатки.

Такое движение можно увидеть в текучей воде, когда струя проходит над мокрым камнем. А ещё подобное бывает у хамелеонов, которые принимают вид и окрас окружающей обстановки. Что же, у меня есть подозрение в том, кто прилепился к портрету и оскорбляет меня.

— Я сейчас Шандарахусом вдарю и потом отужинаю лягушачьими ножками. Попробую французский деликатес, — грозно проговорила я и направила платок на портрет.

— Не смей пуляться по портретам! — взвизгнул голос. — Не ты рисовала, не тебе и портить.

— Покажись немедленно, пока я окончательно не разозлилась! — притопнула я для пущей убедительности.

Снова возникло колебание воздуха, а после из пустоты начала материализоваться мой фамильяр. На мохнатой мордочке задорно поблескивали глазки, а безволосые лапки так крепко вцепились в раму картины, что того и гляди дерево треснет под напором.

— Увидела? Молодец! Значит, не все ещё глазки выплакала по Симпатиру! — осклабился суслягух. — Ой, тряпочку пошла мочить, надо же…