Академия попаданок. Второй семестр

— Что вот? Не тяни, Марина, — нахмурилась Маньяра.

— «Драконья слеза» является сердцевиной каменного цветка, но цветет этот цветок всего раз в сто лет. Мы будем столько времени ждать? Симпатир к тому времени может быть сам выздоровеет…

— А может быть и вовсе в овощ превратится, — резонно возразила Агапа.

Чешуйки блескунчика в ступке пощелкивали под давлением пестика как скорлупа грецких орехов в зубах Щелкунчика. Со дна ступки поднимались небольшие серебристые облачка пыльцы. Из-за неё девичья ладонь казалась окунутой в «серебрянку».

«Каменный цветок как раз будет цвести в этом году, но зачем вам эта информация, если вы всё равно не знаете, где находится ущелье? Лучше отбросьте эту затею и забудьте о зелье. Вам же самим будет лучше».

Надпись на экранах Горыныча заставила нас задуматься. А так ли нам нужен этот цветок и это зелье? А потом мы вспомнили Фендюлятора и задумчивость как ветром сдуло. Нужен нам этот цветок! Нужен и точка!

А ещё нам нужен коготь криволапой виверны, зуб свежеубитого упыря и волосок из уха оборотня. Все остальные нужные вещи мы нашли в шкафах. Для создания этого зелья надо было всего лишь правильно подобрать ингредиенты, сварить их в горшке, выпарить всю воду, а из оставшегося на дне горшка месива слепить что-то наподобие помады, чтобы по истечении недели намазать получившимся кусочком губы и поцеловать безумца… Фух, такая мелочь, но мороки-и-и…

— А как нам попасть туда? Великий Дракон Горыныч, ты же умный, ты же всё знаешь и всё видишь, подскажи нам, глупым бабам? — заискивающе попросила я.

— Я не глупая! — нахмурилась Маньяра.

Я подмигнула ей, чуть отвернувшись от экранов мониторов. Маньяра моментально поняла что к чему и продолжила:

— Но только когда сплю зубами к стенке. А когда бодрствую, то дура дурой.

— Подскажи нам, о мудрый и всезнающий агрегат, — поддержала нас Агапа.

Голубые экраны чуть пожелтели, что могло означать довольство нашими словами. Всё-таки компьютер был мужчиной, да к тому же ещё и падким на лесть — грех этим не воспользоваться. Он тут же вывел на правый экран карту неизвестной местности, а я, как самая незанятая, бросилась её перерисовывать. Чтобы получилось более достоверно, я прислонила лист бумаги к экрану и проводила по изгибам и изломам с упорством церковного переписчика старинных книг.

На одном моменте я чуть отошла в сторону и посмотрела на полученный результат.

Непонятные изображения рек, озер, гор и холмов сплетались в огромное подобие снежинки. Я уже даже хотела было возмутиться тем, что эта вечно ноющая машина пытается развлечься за наш счет, но потом моргнула и снежинка пропала, словно она состояла изо льда и растаяла на ладошке ребенка. Теперь снова была недорисованная карта. Я шмыгнула и вернулась к прерванному занятию.

— Марин, а что всё-таки ты услышала от утопленницы? — после пяти минут упорного пощелкивания спросила Агапа.

Я почти дорисовала карту, когда услышала её вопрос. От неожиданности я вздрогнула, и рука соскользнула с экрана, получилась большая загогулина, как у подписи Пушкина. Я недовольно поцокала языком, но не переделывать же из-за этого результат двадцатиминутного труда.

— Она сказала, что какую-то девушку ждет проход через огонь, воду, землю и камень. Увидит себя на черной свадьбе, а два берега фигакнутся в одну скалу. Что-то там про печаль и улыбку, вроде они местами поменяются. И огонь там чего-то натворит, а потом лед что-то наделает. И всем придет великий… излом…

Я так увлеклась рассказом, что в конце едва успела поставить правильное слово. Хотя девчонки слышали от меня слова и похлеще, но почему-то сейчас мне показалось нужным вставить правильное слово.

— Ого, ничего не понятно. А какая девушка должна всё это проделать? — спросила Агапа.

— И почему на черной свадьбе? Это же расизм чистой воды. Знала бы об этом раньше — пощипала бы эту мокрую бабу, — нахмурилась Маньяра.

— Девчонки, я сама почти ничего не знаю. Она пробулькала, а я вам передала. Вы первые, кто это услышал. Я даже герцогу ничего не сказала.

«Внимание! Внимание! Внимание» — высветилось на всех трех экранах Горыныча.

— Что случилось? Опять будешь жаловаться на трудную жизнь? — нахмурилась я.

«Нет, хочу сообщить, что к вашему коридору движется ректор Академии Фендюлятор Угрюмонский. Рядом с ним идет Глазун Доносович и его собака Титан. Какое же дурацкое прозвище для такого шибздика, а Глазун даже не догадывается, как пес страдает из-за этого. Ну да, люди все жестоки по природе своей — приручат животное, или создадут умнейший в мире агрегат, а потом над ним издеваются…»

— Девчонки, похоже, что сейчас намечается большой шухер! — быстро проговорила я. — Значит так, всё бросаем и бежим в туалет, потом выйдем оттуда как ни в чем не бывало. Скажем, что боимся ходить поодиночке.